В Симфоническом зале было две артистических для дирижеров оркестра, четыре для солистов и две раздевалки для оркестрантов, мужская и женская. Длинный и широкий коридор, по которому можно было в них попасть, украшали фотографии, по большей части черно-белые, великих артистов, которые выступали здесь с открытия Концертного зала в октябре 1988 года. Среди весьма популярных исполнителей Пердомо сумел узнать только тенора Альфредо Крауса.

В коридоре толпились музыканты, они двигались во всех направлениях, большинство разговаривали по мобильным. По отрывочным фразам Пердомо довольно скоро понял истинную причину отмены концерта: в этих самых стенах только что, буквально несколько минут назад, убили Ане Ларрасабаль. Полицейский вытащил свою бляху и показал ее первому человеку, с которым столкнулся лицом к лицу. Этим человеком оказалась тромбонистка Элена Кальдерон — высокая, атлетически сложенная девушка с очень темными и очень короткими волосами и челкой. Лучистый взгляд напомнил Пердомо Лайзу Миннелли в ее лучшие времена.

Лайзу ростом под метр семьдесят пять.

— Я полицейский инспектор, — сообщил он девушке. — Насколько я понял, произошло убийство. Вы можете отвести меня туда, где находится жертва?

Девушка некоторое время изучала его жетон, потом посмотрела на Грегорио, который стоял чуть позади отца, и спросила:

— А кто этот мальчик?

— Мой сын. Мы вместе пришли на концерт.

— Тело обнаружили в Хоровом зале, и, если хотите, я могу проводить вас туда, но мальчик…

— Мальчик, разумеется, останется здесь, — уточнил Пердомо, слегка раздосадованный тем, что кто-то мог подумать, будто он способен отвести подростка на место преступления. — Найдется какая-нибудь комната, где он мог бы меня подождать?

— Мне нетрудно побыть с ним, но тогда я не смогу вас проводить.

Тромбонистка подняла взгляд и различила среди множества музыкантов, толпившихся в коридоре, коллегу, который, судя по всему, пользовался ее особым доверием.

— Георгий, милый, я тебя ищу уже полчаса, где ты бродишь, да еще с тубой в руках? Отложи ее и займись этим пареньком… Кстати, тебя как зовут?

— Грегорио, — ответил мальчик.

— Ага, похоже на мое имя, — сказал русский с заметным акцентом.

Он был мощного телосложения, с густой копной прямых волос, усами и окладистой бородой, которая заканчивалась завитком, похожим на носок турецкой туфли. Гигант явно испугал мальчика, поскольку тот поначалу не выказал никакого желания остаться с ним. Он потянул отца за рукав и тихонько спросил:

— А нельзя пойти с тобой?

Пердомо самым суровым тоном, на какой только был способен, глядя прямо в глаза мальчику, ответил:

— И не думай. Слышишь? Это не игрушки.

— Папа, прошу тебя, клянусь, я буду хорошо себя вести.

— Не торгуйся со мной, Грегорио, я сказал, что нельзя, и точка.

— Георгий может остаться с ним. Как видите, он играет на тубе в нашем оркестре. Зовут его Георгий Роскофф.

— Пойдем со мной, Грегорио, — сказал музыкант мальчику, состроив гримасу, которая, очевидно, должна была означать улыбку. — Посмотрим, знаешь ли ты, кто это, — добавил он, показав на одну из фотографий в коридоре.

— Иегуди Менухин, — тут же ответил Грегорио.

— Прекрасно, один-ноль в твою пользу. А это кто?

Пердомо понял, что музыкант, который держал свой тяжелый инструмент в одной руке, словно это был горн, умеет обращаться с детьми, и тут же переключился.

— Отведите меня к телу, — попросил он тромбонистку, в то время как Грегорио и музыкант потихоньку удалялись, продолжая угадывать, кто изображен на фотографиях.

— Пойдемте сюда, это в другой части здания, — отозвалась женщина.

И они направились туда, где был обнаружен труп Ане Ларрасабаль.

По дороге Элена Кальдерон назвала себя и объяснила инспектору, что такое Хоровой зал.

— В этом здании, кроме Симфонического и Камерного залов, есть зал для небольших собраний, конференций и показов. Он небольшой, человек на двести, и сегодня не использовался.

— Вы вызвали полицию?

— Да, конечно, как только нашли тело.

— Тогда они скоро прибудут, но раз уж я здесь, то лучше будет, если я взгляну на тело, хотя я и не на дежурстве. Надеюсь, там никто ничего не трогал.

— Не знаю, я не входила в зал и не видела тела. Мне кажется, его обнаружил маэстро Агостини.

Пердомо и тромбонистка дошли до двери Хорового зала, и полицейский увидел, что она закрыта. На полу, рядом со входом, сидел во фраке первый виолончелист оркестра Андреа Рескальо. Закрыв лицо руками, он горько плакал. Рядом с ним стоял маэстро Агостини, который, казалось, сразу постарел лет на десять, и еще мужчина лет сорока пяти, с маленькими глазками и очень тонкими губами, в пиджаке и черной рубашке, который оказался главным дирижером Национального оркестра Испании Жоаном Льедо. У него было заметное брюшко, а рот кривила постоянная презрительная усмешка, из-за чего Пердомо немедленно проникся к нему недоверием.

— Андреа, — позвала Элена Кальдерон и, наклонившись, тронула виолончелиста за плечо, — пришел полицейский.

Рескальо вздрогнул, словно его разбудили от страшного сна. Поднял голову и, увидев Пердомо, мгновенно собрался. Вытерев слезы платком, который держал в левой руке, правую он молча протянул Пердомо.

Полицейский еще раз продемонстрировал свой жетон, когда тромбонистка представила его дирижерам.

— Вот это скорость! — воскликнул Льедо. — Трех минут не прошло, как мы позвонили, чтобы сообщить о преступлении.

— Просто я был в партере, в числе слушателей, — любезно пояснил Пердомо. — Внутри кто-нибудь есть? — спросил он, показывая на дверь.

— Только труп.

— Кто его нашел?

— Я, — сообщил Агостини, сделав шаг вперед. — Я отошел подальше от артистических, потому что хотел, никого не беспокоя, выкурить сигару, а потом, как следует поблуждав по коридорам, понял, что не знаю, куда идти. Стал открывать разные двери в надежде, что через какую-нибудь попаду к артистическим, и вдруг случайно оказался в этом зале и увидел тело на фортепиано.

— Вы до чего-нибудь дотрагивались?

— Только до двери. Она была закрыта, я ее открыл и снова закрыл, когда пошел за помощью.

— Вы единственный, кто входил туда, с тех пор как нашли тело?

— Да, насколько мне известно.

— Расскажите, что именно вы делали, когда вошли в зал и обнаружили труп.

— Я открыл дверь и, так как свет был включен, тут же увидел тело, распростертое на фортепиано. Я подошел ближе и удостоверился, что она не дышит.

— Вы дотрагивались до тела? — встревоженно перебил Пердомо.