Не успела вся группа пройти, а уже нарастал звук нового торжественного марша. На смену прошедшей праздничной колонне, появилась очередная. А за ней — ещё одна. И еще! Словно вагоны, тянущиеся за паровозом, который давно пропал за горизонтом. И между ними, как сцепка — парень, тянущий рефрижератор, из которого, словно маленькие парильщики, едва видимые в тумане, выглядывали запотевшие горлышки бутылок.

Каждый следующий оркестр старается ровнее и громче чеканить шаг, сильнее раздувать щеки, дуя в трубы, веселее и задорней танцевать. Надо же перещеголять предшественников!

Обочины сплошь заняты разношерстной публикой на складных стульях. Все цвета человеческой кожи! И флаги, флаги, флаги… Маленькие и большие, воткнутые в землю и закрепленные на детских колясках, на футболках зрителей и спинках стульев, на бейсболках и кроссовках. Впечатление, что всё вокруг покрыто одним-единственным звездно-полосатым узором.

Вскоре зрители стали складывать в чехлы свои стулья. Вешали их на плечо и выходили на шоссе, присоединяясь к демонстрации. Тащили за собой коляски и пластмассовые корыта на колесах с маленькими детьми. Катились на велосипедах, вели собак на поводках. И все оживленно галдели, радостно махали руками, выкрикивали лозунги…

Да уж, давненько Василий не видел такого всплеска патриотизма. С той поры, когда сам в красном галстуке, белой рубашке и шортах салютовал трибуне, где стояли директор пионерского лагеря и воспитатели. Реяли красные знамена. Раздавался громогласный призыв из динамиков: «Будьте готовы»! И он вместе со всеми, вскидывая правую руку, кричал от души, от сердца: «Всегда готовы»! А когда пришла пора служить в армии, он решил: вот повезло! Представилась возможность, как и дедам, защищать Родину, выполняя интернациональный долг в Афганистане. На майском параде в Кабуле шёл плечом к плечу со сверстниками. Да именно так должен поступить любящий родину мужчина!

Уже на службе в милиции пришло понимание, что «плечом к плечу» — это не всегда однозначно. Когда стоял с коллегами вдоль движения колонны, разделяя людской поток на многочисленные ручейки.

— Так будет легче их усмирять! — твердило руководство. Вместо душевного восторга на демонстрации — пресечение массовых пьяных драк, разгон протестующих граждан. Вместо чувства гордости за страну — плакаты с физиономиями вождей. Вместо любви к Родине — пошлые анекдоты о партийных лидерах…

На секунду показалось, что тот горячий воздух пионерлагеря и парада в Кабуле ворвался сюда, закрутив, обдав жаром. Обжигающий порыв проник в душу Василия, смешав воедино пионерскую линейку, афганский строй и окружающее торжество. Сердцебиение, всплеск любви ко всему окружающему, к людям в этой стране. Ощущение сопричастности. Всё слилось в единый порыв самопожертвования, ради детей, стариков и матерей…

Он не заметил, как по щеке скатилась слеза, почувствовал ее уже на подбородке. Незаметно смахнул. Смиряя новый накат эмоций, выглянул в окно, подставив лицо ветру. Посмотрел на небо.

Два пассажирских самолета зависли в безоблачном небе. Казалось, они завершают свой дуэтный танец на сцене безоблачного небосклона, медленно отклоняясь в стороны, скрываясь за горизонт кулис. Высоко над ними, оставляя белый след, четыре истребителя рисовали замысловатые фигуры. Над городом завис дирижабль с рекламным плакатом. Совсем низко пролетел спортивный самолет.

— В Америке так всегда, — весело сказал Тет, заметив в глазах Василия блеск и удивление, — глянешь в небо, а там не меньше трех самолетов! Осваивают воздушное пространство! Поездов-то практически нет.

Полиция снялась и освободила проезд. Немного покружив по городу, джип выехал в район одинаковых двухэтажных домиков. Те стояли на равном расстояниях друг от друга. Симметрию кварталов нарушали возникающие в низинах небольшие озера с бьющими в центре фонтанами. Было странно видеть в такую жару пустынную водную гладь, без прогулочных лодок, без веселящихся купальщиков. Полное спокойствие. Казалось, что даже журчание фонтанов глушат специальные устройства — строго в соответствии с красными табличками вдоль берега.

Улицы были пусты. Вдоль прямых тротуаров — одинаковые деревья. Ничего лишнего. Разумно и достаточно. Подстриженная трава, невысокие заборчики, тишина.

Впереди у обочины остановился желтый автобус. Тет притормозил.

— Впереди нет никого! — подсказал Василий, — объезжай!

— Нельзя. Видишь, водитель выкинул красный знак «стоп» у окна? Школьников высаживает! Объезжать запрещено! С противоположной стороны движения подъехала зеленая легковушка, тоже остановилась. Из-за автобуса высыпала стайка ребятишек с рюкзачками. Помахали водителю, перебежали дорогу. Водитель прижал выносной знак, и автобус тронулся вперед — сигнал к общему движению.

Василий еще раз отдал должное здешней продуманности всего и вся. Через пару минут джип притормозил у очередного домика. Заехал на асфальтовую площадку перед крыльцом. Слева от стеклянной двери — въезд в гараж с подъемными механическими воротами.

— Приехали! — оповестил Тет. Вылез, подошел к небольшому полукруглому ящичку на металлической трубе у края тротуара. Открыв боковую крышку, заглянул: — Так! Корреспонденции нет!

— Хорошо придумано! — удивился Василий, — А если надо отправить письмо — на почту ехать? Тет демонстративно приподнял свисающий красный флажок на ящике.

— Вот и все, — сказал он, — надо поставить его вверх — значит, есть отправка! Почту забирают раз в сутки!

Василий почесал затылок. Да уж, вот и все. Он вышел из автомобиля и захлопнул дверь кабины. Огляделся по сторонам, увидел через дорогу, вдалеке среди постриженной травы высоко бьющую струю воды и кучи валунов неподалеку. Ага! Кто в российских городах не видел прорыва теплотрасс и траншею с вываленным грунтом. А здесь ещё и техника даже не подъехала!

— Трубу прорвало? — кивнул он в ту сторону.

— Очередной фонтан благоустраивают, — Тет безразлично сдвинул брезент с кузова, — дно выкладывают камнем… Сумку-то забирай, Петрович!

Вряд ли Василий сам нашел этот дом. Названия улицы нигде не было. Над входом стояло четырехзначное число.

«Ну и хорошо, — подумал он, — так даже лучше — не надо запоминать незнакомые слова. Далеко все равно не уйду». Он снова посмотрел на дом. Попытался почувствовать за его стенами теплоту родного очага, которую ощущал каждый раз завидев издали крышу своего дома в деревне. Когда ещё на подходе, с приятным томлением узнавал: слегка отогнутый конек, поврежденный ветром; рыжую раму чердачного окна, не совсем удачно покрашенную женой — потеки краски у резного наличника; трубу, слегка закопченную со стороны, где между кирпичей просачивались струйки дыма. Надо было поправить печь в доме — кладка стала расползаться от жара. Открываешь калитку, а с крыльца уже спускается жена в ромашковом переднике. Целует в щёку, обдавая ароматом приготовленного ужина. Хотелось обнять её тут же. Сильно прижать к себе и не отпускать. Положив голову на грудь, слушать, как бьется её сердечко. Но никогда этого не делал — сдерживался. Вон соседи глазеют из своих окон… А жаль… Сейчас бы всё по-другому…