Мать всё надеялась, что забудется первая любовь, уж больно далеко занесло её возлюбленного.

Пытался Василий задействовать «третейского судью», но дочка даже не взглянула на своего серого медвежонка. Зато мать теперь стала носить его в руках постоянно. Теребя, как четки, что-то нашептывая, словно колдуя.

Нестерпимая духота в отношениях должна была вскоре разразиться грозой. Но вместо ожидаемого ненастья — вдруг солнышко…

Валерия пришла с работы веселой. Светилась лучиком весенним. Счастьем наполнилась, щебетала, словно ласточка:

— Папочка, папочка! Мне нужны деньги! И в порхающей невесомой девичьей фигурке, суетливой ненавязчивости слов, рассеянной улыбке терялись корысть и меркантильность. Чувствовалось: для нее важны не деньги, а что-то более ценное, что за ними стоит.

Так и оказалось.

Дочь показала заграничный паспорт с визой в Америку. Жена побледнела, словно увидела не орла на штампе, а известие о смерти. Мишка выпал из рук. Но Валерия, ослепленная своим счастьем, не заметила, ни материнского страха, ни озабоченности отца.

— Мне нужны деньги на билет! — восклицала она. — Понимаете, на билет к нему! Танцевала по квартире, веером распустив длинные волосы.

— Говорили, что в Америку одиноких девушек не пускают, а меня пустили! Меня пустили! — она обнимала окаменевших родителей. — Значит, судьба! Подхватила серого мишку с пола. Закружила, держа перед собой, словно на балу в школе. И казалось, что это наступил её новый выпускной — в красивую и счастливую жизнь.

— Нет! — неожиданно воскликнула мать так громко, что заглушила мелодию, звучащую в голове дочери.

Лера резко остановилась, так что распущенные волосы запрокинулись на плечо. Черные брови поползли вверх, открывая льющуюся голубизну глаз. По-инерции улыбаясь, медленно опустила руки. Серый мишка выпал из пальцев прямо на правую туфельку, накрыв ее своей мантией, словно тоже пытаясь остановить хозяйку.

— Доченька, — мать оглянулась по сторонам, сама испугавшись своего крика, — ты ведь даже языка американского не знаешь. Как же общаться будете?

— Мамочка, — засмеялась дочка, тут же забыв вскрик матери и с душевным восторгом обнимая её, — да неужели вы с папой много говорили, любя друг друга? Слов-то не надо, когда сердца стучат в унисон. Все понятно — по жестам, по взгляду, по голосу! Слушала её мать и кляла себя. Не было у нее аргументов против любви дочкиной. И отговорить невозможно.

— Все равно не пущу, — бессильно сказала она, взглядом прося помощи у мужа.

Тот пожимал плечами. Какая тут помощь! Жена подхватила с полу мишку:

— Видишь, и он не хочет, чтобы ты уезжала! — неловко пыталась всунуть внутрь дрожащую ладонь. В безумном остервенении требовала от мужа:

— Ну, говори же, говори! Что ты молчишь?

Василий второпях пытался вспомнить какое-нибудь надлежащее изречение или поговорку. Но… Счастье дочери ослепило его разум, замкнуло уста прикосновением к ее радости. С умилением смотрел.

— Мудрый медвежонок, не надо меня учить! — Лера выхватила игрушку из рук матери, чмокнула в черный кожаный носик, — Я уже не маленькая! Выросла! А вот ты всё такой же! Ой, я — к подружкам! Расскажу!..

Спустя две недели она улетела в Чикаго, забыв своего серого мишку дома.

Они сидели на барных стульях за высоким столом, изолированным от гостиной кожаным диваном. Валерия запекла в духовке огромный окорок, и теперь большие нарезанные порции мяса парили ароматом специй на тарелках мужчин. Валерия периодически вставала, чтобы убрать грязную посуду или налить кому-нибудь соку.

Рядом с ней сидел Даниил. Половину его тарелки занимал большой кусок торта с воткнутой маленькой десертной ложечкой. На шоколадной глазури — яркая клубничина. Руки были под столом. От напряженной сосредоточенности в лице и постоянного ерзания казалось, что он на коленях что-то мастерит.

— Данила, я твой деда! — как можно ласковее говорил Василий. — Я тебе сказки читал по компьютеру, помнишь? Скажи: де-да! Де-да! Внук молчал, не отводя глаз. Такой… веселый голубоглазый болванчик с застывшей улыбкой.

— А почему ты мясо не ешь?

В ответ Даниил перевел взгляд на мать. Его белые кудри, словно маленькие барашки волн, свободно гуляли по всей голове, и только к шее спадали ровными колечками.

— Он недавно покушал, — ответила Валерия и, повернувшись к сыну, спросила: — А пирожное чего не ешь? Не вкусно?

Данила кивнул в сторону деда.

— Ему тоже хватит, — улыбнулась Валерия, — торт большой, кушай! Даниил отломил десертной ложкой небольшой кусочек бисквита и отправил себе в рот. Опять пристально уставился на деда.

Теперь Василий вспомнил, кого напомнил ему Тет в первые минуты знакомства. Внук — его копия: те же светлые кудряшки, голубые глаза, губки бантиком. Впрочем — не мудрено. Папа есть папа.

— Со свиданьицем! — Тет поднял стакан с виски, — И со знакомством!

Василий чокнулся, сделал несколько глотков обжигающей терпкой жидкости.

— Ну, как долетел, Петрович? — светскости ради осведомился Тет, ставя наполовину опорожненный стакан на стол. Вопрос был бы уместен сразу в аэропорту. Василий вспомнил нервозность встречи и поморщился:

— Нормально долетел, — отрезал ножиком кусочек свинины в своей тарелке.

— Все американские задницы посчитал? — усмехнулся Тет.

— Не понял? — Василий посмотрел на собеседника.

— Я, когда летаю, постоянно их считаю! — Тет наколол кусок свинины на вилку и, ткнув в горчицу, положил себе в рот. С аппетитом пережёвывая, продолжил, — Постоянно место дают у прохода рядом с туалетом! Как самолет взлетит, так пассажиры в очередь выстраиваются! И как тут жопы не сосчитать, если каждая толкает тебя в плечо? Ха-ха! Дремлю, но продолжаю считать: семьдесят один, семьдесят два! Ха-ха! По количеству жоп легко определить модель самолета! Некоторые, конечно, по несколько раз ходят! Но погрешность допустимая…

— Это потому, что ты берешь билет в самый последний момент! — фыркнула Валерия. — А все нормальные люди планируют полеты за полгода. Поэтому билеты у них вполовину дешевле! И — не у сортира!

— А может, мне так нравится? — рискованно пошутил Тет и нарочито загоготал.

— Кому что, — снова фыркнула Валерия.

Да уж, светская беседа получилась!

Повисла пауза. Василий снова обратил внимание на то, что Данила перестал кушать. Оставив на тарелке половинку торта с клубничиной сверху, положил ложку на скатерть.

— Ты почему не ешь? Даниил посмотрел на мать, перевел взгляд на входную дверь.

— Что ты о брате беспокоишься? — слегка нервозно упрекнула его Валерия, — у него все нормально! Кушай, давай! Старшего сына Валерии за столом не было.