Это важно. Ведь мне предстояло здесь ночевать — солнце скрылось за горами и небо стремительно темнело.

Забравшись в одну из хибар, я скинул в кучу наименее грязные тряпки, обустраивая лежанку, и уже подумывал, не развести ли мне огонь, как на пороге возник паренек лет десяти. Тот самый, что застыл соляным столбом, когда я выскочил из хижины Мью. Некоторое время он стоял, привыкая к темноте помещения, а затем неуверенно шагнул прямо ко мне.

Я молча наблюдал за ним, держа дубинку наготове, но больше никого слышно не было. Мальчик пришел один.

— Мью просил передать тебе это, — произнес он наконец и протянул вперед руку. Там что-то темнело, неразличимое для меня.

Не вставая, я взял какой-то мелкий предмет, замотанный в рогожу. Развернул и ощупал, пытаясь, понять, что получил. Треугольная форма, три насечки… Мне вспомнилось, как я вырываю из пасти оборотня оборванный шнурок с амулетом, сорванный с шеи светловолосой. Тело как будто обдало жаром. Неужели он? Но как?

— Старик ничего не сказал? — вопросом останавливаю отступающего к двери мальца.

— Верни это беглому, и монеты твои, — неуверенно выдавил он из себя.

Что-то показалось мне в его словах странным.

— Прямо так и сказал? — я начал подниматься из своего угла. — Ни с места!

Паренек было дернулся, но сразу замер, как мышь перед коброй, дрожа от страха.

— П-почти…

Нависнув над ним, я схватил его за плечо.

— Говори точнее!

— И еще Мью говорил про имя…

— Что за имя, говори? — тряхнул я его.

— Он сказал, что в бреду ты повторял имя. Каура Чим или может Чиим, кажется так, — всхлипнул паренек. — Это все, что я должен был тебе сказать…

— А про деньги?

— Если исполню все как надо, то половина монет мои, — обреченно выдохнул малец.

Я отпустил его и сел на пол. Сейчас это имя лишь просто пустой звук для меня.

Некоторое время я крутил в руках треугольную вещицу и раздумывал о ее судьбе. Как она смогла сначала попасть на Арену, а потом избежать обнаружения? А потом остаться со мной, пропасть и снова вернуться…

— Ты не боишься? — прервал мои размышления паренек. Как оказалось, он не сбежал, а тихонько присел на камень невдалеке.

— О чем ты? — покосился я на него.

— Здесь проклятое место, люди сходят с ума, если их коснется хоть одна искра. Поэтому все жители и ушли отсюда, — поведал мне мальчик. — Много страшных историй ходит про руины у старой стены.

— Почему же ты не убегаешь?

— До полуночи еще есть время, а за границу района искры не летят. К тому же мне интересно, почему Мью так тебя защищал.

— Он жив?

— Думаю, нет, — паренек с сомнением покачал головой. — Когда я уходил, он уже дышал редко-редко. Вся кровь вытекла, как он сказал. Жаль его.

— Он твой родственник?

— Нет, просто старик был добр и помогал мне иногда.

— А что за искры, расскажешь?

— Я сам не видел, но говорят, что это как блуждающие огоньки, похожие на пламя свечи, только белые. Летают себе везде, тянутся к людям, касаются их, а те потом теряют рассудок.

— Бесовы искры, — кивнул я, понимая, что кое-что знаю про эти штуки. Память как будто приоткрыла завесу. С минуту я сидел, боясь поверить, что мои воспоминания возвращаются ко мне. Сначала это был маленький ручеек, потом небольшая речка, а затем могучий неостановимый поток событий прошлого затопил меня.

Со стоном я прикрыл глаза и… начал вспоминать. И первое, что пришло, а заодно и самое главное, пожалуй, — то, что этот мир не был для меня родным…

Вот же дрянь!

Сейчас, сидя в покинутых жителями трущобах чужого города, я перебирал былое. Как будто разбирал по фрагментам плохой сон, но при этом твердо знал, что это действительно моя прошлая жизнь…

Глава 8

Несколькими месяцами ранее

Не могу сказать, что раньше я придавал снам большое значение — ну снится и снится всякое, утром забывается, да и ладно. Но потом внезапно, буквально за пару дней, мои сны совершенно изменились. Каждую ночь, раз за разом, я оказывался в одном и том же месте — в дикой лесистой местности, где приходилось выживать, охотиться, скрываться от опасностей, и все такое. Никакой возможности проснуться самому не было — разве что по будильнику или если кто-то сподобился растолкать меня. Тогда сон неохотно отступал, откладываясь на следующую ночь. Неприятнее всего оказалось получать раны или умирать — тогда боль или судороги агонии ощущались в полной мере, причем с каждым разом все сильнее. Это стимулировало избегать таких событий.

Мало-помалу я освоился, и уже с удовольствием ожидал нового погружения в сон. В какой-то момент я встретил людей и стал жить в большом поселении, раскинувшемся посреди бескрайнего леса. Там меня обучали боевым и охотничьим навыкам, наставляли знаниями и знакомили с магией. Она была простой и касалась в основном взаимодействий с духами и зверей-тотемов, покровительствующих всему племени или кому-то из воинов в отдельности. Это было в новинку, занятно и даже увлекательно.

Удивительно, что в реальном мире прошла всего пара недель, а в том лесу я прожил едва ли не год, так мне, по крайней мере, казалось. Даже мое тело непостижимым образом успело немного измениться за это время — я и так-то не был хилым, а сейчас еще больше окреп.

Мир снов стал моей второй жизнью, в которой я превратился в ловкого и уверенного воина, способного в одиночку выходить даже на очень опасного противника. После одного из таких случаем, когда я вернулся с успешного испытания, меня выкинуло из сна и я некоторое время сидел, рассматривая странные символы, проявившиеся на моих ладонях. Сложные незнакомые руны, чем-то напоминающие скандинавские, слегка светились и немного покалывали.

В интернете никакой внятной информации про мой феномен не нашлось, кроме того, что о таком уже кто-то слышал, причем недавно. Так ничего путного не узнав, я лег спать, и в эту ночь сновидений больше не было.

На следующий день руны на руках все больше тревожили меня, разгораясь ярче и ярче. В какой-то момент мне стало казаться, что они сияют как два мощных светильника, а потом из их света, ставшего едва ли не осязаемым, стремительно сформировался портал, в который меня почти мгновенно затянуло, не оставив возможности сбежать.

Кратковременное беспамятство завершилось тем, что я пришел в себя, стоя по колено в болоте в какой-то низине, где и нормальных деревьев-то не было — только засохшие и сгнившие стволы. Места незнакомые, чужие,