– Я староста. Теремир. Спрашивай тут, сударь Кречет. Видно, ты спешишь.

Мне не понравился ни его тон, ни его слова.

– Что, Теремир, даже не поднесёшь соколу калача с пенным? Или у вас всегда так встречают гостей?

Мужчина с длинной каштановой бородой тронул Теремира за плечо, словно хотел что-то ему подсказать, но староста покачал головой и прямо взглянул на меня: непреклонно, уверенно. Я люблю такие взгляды, в которых сразу читаются и сила, и ум. Может, я лично чем-то насолил Теремиру, а может, у него другие причины не жаловать гостей.

– Не ходи лучше, Кречет. Поберегись. Только сегодня захоронили хворого, разнесёшь ещё мор по округе.

– Так что же знахари не помогли вашему хворому?

Теремир склонил голову.

– Не все напасти лечат знахари. От того, что унесло Мерега, нет ни припарок, ни снадобий.

Я ощутил холодок в груди. Неужели несчастного унесло то же, что мучит княжича Видогоста? И, раз уж больной Мерег ушёл, великого знахаря тут вряд ли видели. Я постарался сделать так, чтобы ни одна тревожная мысль не отразилась на моём лице, и нарочито нагло ухмыльнулся.

– Есть один знахарь, пастырь всех знахарей. Разве ты, Теремир, не мог пригласить его для своего Мерега?

Спутники Теремира сурово переглянулись. Не будь я соколом, меня схватили бы за шиворот и отучили бы дерзить сельским старостам. Рудо рыкнул, будто невзначай, мальцы отскочили подальше, не сводя с нас любопытных взглядов, а ольки снова залились звонким лаем.

– Искать того знахаря – всё равно что ловить ветер ситом, – холодно ответил староста. – Ты не можешь не знать того, что он сам приходит туда, куда хочет, и нельзя его ни позвать, ни привлечь.

Что ж, очевидно, знахарь здесь не появлялся. Я и не надеялся так скоро его найти, но всё равно ощутил разочарование.

Рудо дёрнул ушами, прислушиваясь, и до меня тоже донёсся какой-то звук. Мальцы тут же насторожились, забыв про нас с псом, и бросились обратно в деревню, на шум. Крепкий длинноволосый юноша подбежал к Теремиру и зашептал что-то старосте на ухо, подозрительно поглядывая в мою сторону. Теремир кивнул, отослал юношу и махнул мне рукой:

– Коли не боишься хворей, проходи, Кречет. Наш кабак напоит тебя, а в мыльне отдохнёшь. Меня зовут дела.

– Не боюсь, если твои люди окурили улицы и дома.

Теремир обернулся через плечо, взглянув на меня с неприязнью.

Минуло десять зим с тех пор, как моровое поветрие выпустило Княжества из когтей. С тех пор в городах и сёлах осталась привычка окуривать дома можжевельником и пахучими маслами после каждой смерти. Во время Мори это едва ли помогало, но всё же знахари убедили люд, что смолистые запахи укрепляют тело и дух и прогоняют первые слабые признаки болезни. Своим дерзким словом я мог оскорбить Теремира, но мне не было дела до обид сельского старосты. Хуже ко мне относиться не станут, знают, что я сижу за одним столом со Страстогором в тереме, а ссориться с верховным князем не решатся ни в одном княжестве.

Внезапно я услышал, как кто-то истошно вопит: пронзительно, срывая голос. Так не кричат по пустякам, это был полный отчаяния вопль попавшего в беду. Во мне взыграло любопытство.

– Поймай нам что-нибудь на ужин, – попросил я Рудо. – Охоться. Я скоро позову. Не будем тут задерживаться, поедим в пути.

Пёс лизнул меня в руку и с готовностью помчался в лес, а я отправился туда, откуда доносился крик. Визг повторился, я расслышал грубые голоса и недобрый смех.

– Что там происходит? – спросил я паренька, спешащего туда же, к центру селения.

– Поймали вора, – возбуждённо ответил парнишка. Его глаза блестели в предчувствии развлечения.

Я поморщился. С ворами в деревнях никогда не церемонились. Если видишь в деревне или на Тракте хромого, припадающего на левую ногу, – скорее всего, перед тобой однажды пойманный вор. Тем, кто попался на воровстве, отрубали большой палец на левой ноге. Отучали присваивать чужое и ставили метку: раз хромает, значит, промышлял недобрым, будь с ним осторожнее.

Я увидел отблески высокого костра и людей, собравшихся вокруг. Мне это показалось странным: погребальные костры не жгли на деревенских площадях, да и редко они были настолько лютыми.

Растолкав толпу, я протиснулся в первые ряды. В лицо мне дохнуло жаром костра. Мужчины подкидывали дров, отчего целые стаи алых искр взлетали к самому небу.

– Вы собираетесь сжечь вора? – недоумённо спросил я у старухи, жадно взирающей на неистовствующее пламя.

Она посмотрела на меня как на несмышлёного юнца.

– То не просто вор, – ответила старуха. – То меченый.

– Что с того?

По дорогам Княжеств бродит множество меченых – выживших после страшного мора. Болезнь оставила следы на их телах. Уродства. Их гнали только поначалу, когда думали, что они могут принести новый мор. Постепенно к меченым привыкли, но всё же не допускали до привычных занятий и не любили, чтобы они селились в деревнях. Сжигать несчастного заживо за то, что он выглядит не так, как другие, – дикарская затея.

Я выпрямился во весь рост и сложил руки на груди, зная, что выгляжу довольно устрашающе. Это не моё дело, но отчего-то мне захотелось вмешаться. Было ли это решение происками Господина Дорог, которому понадобилось попутать нить моего пути? Не знаю. Но всё сложилось именно так, как сложилось.

Двое селян выволокли к костру грязного тощего юнца, который извивался и визжал так, что закладывало уши. Мальчишка был совсем мелкий и костлявый, непонятно, откуда у него взялось столько сил: мужчины с трудом держали его, пока к ним шёл третий, неся на плече топор.

– Так ему, трёх кур у меня стащил, и яиц без конца, – пробормотала старуха.

Мужчина занёс топор и с размаху опустил на ступню вора. Мальчишка завопил так, что даже у меня волосы встали дыбом. В толпе я заметил старосту Теремира, который равнодушно взирал на расправу. Захлёбывающегося криком и всхлипывающего воришку поволокли прямо в костёр. И этого я уже стерпеть не мог.

– Именем князя Страстогора, остановите это безумие! – рявкнул я и бросился к селянам, которые уже были готовы толкнуть мальчишку в костёр. Малец теперь сопротивлялся вяло и только хрипел. Земля под ним почернела от крови. Я знал, что такое боль, и представлял, насколько он обессилел после знакомства с топором, особенно если раньше не сталкивался ни с чем серьёзнее тумаков и крапивных стеблей.

Селяне замерли. Мальцу повезло, что я оказался соколом Страстогора – князя, которому принадлежали эти земли. Имя князя подействовало на них как бочка ледяной воды после беспутной пьянки. Я оттолкнул мужика с топором, схватил мальчишку за шиворот и отбросил от костра. Его драная одежда уже начала дымиться, на грязной коже вспухли ожоги. Вблизи я смог разглядеть, что под слоем грязи его кожа отдаёт зелёным. Неужели лешачонок? Но чей? Смарагделя или Гранадуба? И как в таком случае он умудрился попасться людям?