Через полчаса он вышел в порту Л-А и пошел в кассу – подтвердить место в карете на Таити.

Когда он стоял в очереди, кто-то похлопал его сзади по плечу. Он вздрогнул, потом обернулся…

И сердце в груди заколотилось так, будто рвалось наружу.

Перед ним стоял широкоплечий, приземистый, тучный человек в свободном угольно-черном мундире. На голове – блестящая остроконечная черная шляпа с узкими полями, а на груди – серебряный контур ангела Уззы.

Он наклонился прочитать ивритские цифры на нижнем краю крылатой ноги, изображенной на груди Хэла, потом сверился с бумагой, которую держал в руке.

– Вы Хэл Ярроу. Шиб, – сказал уззит. – Пройдемте со мной.

Позже, вспоминая произошедшее, Хэл подумал, что самым странным во всем этом деле было отсутствие ужаса. Не то чтобы он совсем не испугался – просто страх был оттеснен куда-то на край сознания, а главенствующая часть его личности занялась изучением ситуации и тем, как из нее выбраться. Растерянность, недоумение, наполнившие его во время беседы с Ольвегссеном и не оставлявшие долго после этого, будто растаяли. Осталось хладнокровие, разум приобрел приятную остроту, мир стал ясным и прочным.

Может быть, так случилось, потому что угроза Ольвегссена была далекой и туманной, а перспектива ареста уззитами – непосредственной и определенно опасной.

Его отвели к небольшой машине, стоявшей на пятачке рядом со зданием кассы, приказали сесть в нее. Взявший его уззит тоже сел и набрал на пульте координаты места назначения. Машина поднялась вертикально, взлетев метров на пятьсот, и рванулась, гудя сиренами, к своей цели. Хэл, хотя ему было не до смеха, не мог не отметить, что за последнюю тысячу лет поведение копов не претерпело ни малейших изменений. Никакой особенной срочности нет, но слугам закона непременно подавай шум и гам.

Две минуты спустя машина влетела в порт какого-то здания на двадцатом уровне. Уззит, не сказавший после той первой фразы ни слова, жестом велел ему выйти. Хэл тоже ничего не говорил – без толку.

Они прошли по пандусу, потом по многим коридорам, заполненным спешащими людьми. Хэл старался идти прямо – на всякий случай, вдруг да получится удрать отсюда. Он знал, что думать о побеге смешно, что ему не скрыться. И вообще не было никаких причин думать, что он окажется в ситуации, когда бегство – единственный выход.

То есть он надеялся, что таких причин нет.

Наконец уззит остановился перед офисной дверью без какой-либо таблички с информацией, приложил к стальному табло большой палец, и Хэл вошел первым. Он оказался в приемной, за столом сидела секретарша.

– Докладывает ангел Паттерсон, – сказал уззит. – Со мной Хэл Ярроу, Профессионал ЛИН-56327.

Секретарша повторила информацию в микрофон, и со стены прозвучал голос, велевший их пропустить.

Хэл вошел первым.

Он оказался в помещении, по его меркам достаточно большом – больше классной комнаты или даже целой пуки в Сигмен-Сити. В дальнем углу стоял большой письменный стол в форме полумесяца с острыми рогами. За столом расположился человек, при виде которого хладнокровие Хэла дало трещину. Он подсознательно ожидал увидеть гаппта высокого ранга – человека в черной одежде и в конической шляпе.

Но этот человек не был уззитом. Он был одет в просторные пурпурные одежды, голову укрывал столь же широкий капюшон, а на груди сияла большая золотая ивритская буква Л – ламед. И борода!

Это был высочайший из высших – уриелит. Хэл видел таких людей не более десяти раз в своей жизни, и лишь единожды – во плоти.

Великий Сигмен, что же я такого натворил? – подумал он. – Я обречен, обречен!

Уриелит был очень высоким – почти на полголовы выше Хэла. Длинное неприятное лицо с выступающими скулами, длинный, узкий, крючковатый нос, тонкие губы и светло-синие глаза с едва заметной внутренней складкой, указывающей на монголоидный тип.

Уззит, стоящий позади Хэла, очень тихо сказал:

– Ярроу, стоять! Смирно! Все команды сандалфона Макнеффа выполнять немедленно и без лишних движений.

Хэл, даже не думавший ослушаться, кивнул.

Макнефф смотрел на Ярроу не меньше минуты, поглаживая густую русую бороду. И когда Хэл покрылся пленкой пота и мелко завибрировал, не в силах унять дрожь ужаса, Макнефф заговорил – неожиданно низким для человека с такой тонкой шеей голосом.

– Ярроу, как бы вы хотели уйти из этой жизни?

Потом у Хэла было достаточно времени, чтобы возблагодарить Сигмена за то, что не последовал первому побуждению.

Он не застыл от ужаса, а подумал быстро повернуться и напасть на уззита. У ангела хотя и не видно было никакого оружия, наверняка имелся пистолет – в кобуре под мантией. Если удастся его отключить и схватить оружие, Макнеффа можно будет взять в заложники. Прикрываясь им, сбежать…

Куда?

Он понятия не имел. В Израиль? В Малайскую Федерацию? И то, и другое государство очень далеко, хотя расстояние мало что значит, если удастся похитить или захватить корабль. И даже если все пройдет гладко, то шансы миновать противоракетные станции стремятся к нулю. Если только каким-то образом не обмануть охрану, а для этого он слишком мало знал о военных кодах.

Пока он прикидывал возможности, первое, паническое побуждение остыло. Более разумно будет ждать, пока он выяснит, в чем его обвиняют. Может быть, он сможет доказать свою невиновность.

Тонкие губы Макнеффа чуть изогнулись в улыбке, – Хэлу довелось повидать тысячи подобных улыбок.

– Это хорошо, Ярроу.

Хэл не знал, является ли эта фраза приглашением говорить, но решил рискнуть, надеясь, что не оскорбит уриелита.

– Что хорошо, сандалфон?

– Что вы покраснели, а не побледнели. Мне дано читать в людских умах, Ярроу. Я вижу человека насквозь уже через пятнадцать секунд после того, как мне его представили. И я вижу, что вы не готовы были упасть в обморок от ужаса, как случилось бы со многими, услышь они столь суровые слова. Вы же вспыхнули горячей кровью, выдающей высокий уровень агрессивности. Вы готовы отрицать, спорить, возражать на все мои аргументы.

– Конечно, некоторые могли бы сказать, что это вовсе не желательная реакция, что ваша позиция ложная, что она склоняется к нереальности.

– Но «что есть реальность?» – спрошу я. Именно этот вопрос черный брат Предтечи предложил в великом споре. И ответ все тот же: что это знает лишь реальный человек.

– Я – реален. Иначе бы я не был сандалфоном. Шиб?

Хэл, стараясь умерить свое дыхание, кивнул. Он думал, что не так уж хорошо читает в умах Макнефф, раз ничего не сказал о первом побуждении Хэла прибегнуть к насилию.

Или же Макнефф все знал, но у него хватило мудрости простить?