Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ветерана отсюда видишь? – перебил его Браун.
– Отсюда не разглядишь. Из машины выйти можно?
– Не вопрос, – кивнул чернокожий детектив.
Машина остановилась у тротуара. Сидевший за рулем Уиллис выбрался из автомобиля первым. Невысокого роста, худой, изящный, он двигался с грацией танцора. Осмотревшись по сторонам холодными, бесстрастными, как у крупье, глазами, он принялся прихлопывать руками в перчатках, дожидаясь, когда из машины выберется Браун. Чернокожий детектив тяжело, словно носорог, вылез наружу, захлопнул за собой дверь, после чего натянул перчатки на свои огромные руки.
– Козырек опустил? – спросил Уиллис.
– Нет, мы же буквально на минуту.
– Лучше опусти. А то оглянуться не успеем, как нам выпишут штраф.
Недовольно заворчав, Браун полез обратно в машину.
– Блин, ну и холодрыга, – поежился Ла-Бреска.
– Это точно, – отозвался Уиллис.
Тем временем Браун опустил солнцезащитный козырек. Оказалось, что к нему резинкой крепится картонка, на которой от руки было написано: «Транспортное средство департамента полиции».
Громко хлопнув дверью, Браун подошел к Уиллису с Ла-Бреской, и они втроем двинулись к очереди. Оба детектива расстегнули пальто.
– Ты его видишь? – спросил Браун у Энтони.
– Пока нет.
Они медленно двинулись вдоль очереди.
– Ну? – вновь подал голос Браун.
– Нет. – Паренек мотнул головой. – Его тут нет.
– Давайте глянем внутри, – предложил Уиллис.
Очередь соискателей тянулась по скрипучей, видавшей виды лестнице к дверям занюханной конторы на втором этаже. В дверь было вставлено матовое стекло, надпись на котором гласила: «Биржа труда „Меридиан”. Работа – наша профессия».
– Видишь его? – спросил Уиллис.
– Нет, – ответил Ла-Бреска.
– Жди здесь! – приказал Хэл, а сам отошел с Брауном на другой конец коридора.
– Что скажешь? – спросил Браун.
– Что мы можем ему предъявить?
– Ничего. – Браун опустил взгляд.
– Вот и я так думаю.
– Может, пустим за ним «хвост»? Как считаешь, оно того стоит? – предложил Уиллис.
– Зависит от того, что решит шеф.
– Почему бы его не спросить?
– Дельная мысль, – кивнул Браун. – Давай займись.
Чернокожий детектив вернулся к Ла-Бреске, а Уиллис, обнаружив чуть дальше по коридору телефон-автомат, тут же позвонил по нему в участок. Лейтенант внимательно выслушал Хэла, после чего спросил:
– Твое мнение о задержанном.
– Я считаю, что он говорит правду.
– То есть ты считаешь, что в очереди и вправду был какой-то мужик со слуховым аппаратом?
– Да.
– Тогда почему он свалил, не дождавшись Ла-Брески? – задал резонный вопрос лейтенант.
– Не знаю, Пит. Просто мне кажется, что Ла-Бреска не при делах.
– Где, ты сказал, он живет?
– Джонсон-стрит, тысяча восемьсот двенадцать.
– Это чья территория? Какого участка?
– Не знаю, – честно признался Уиллис.
– Ладно, сам выясню и звякну им. Может, у них найдется свободный человек для наружки. У нас-то сейчас все глухо – дел непочатый край, – вздохнул лейтенант.
– Так что нам делать с Ла-Бреской? Отпускать?
– Ага, только сперва припугните его чуток – так, на всякий случай. А потом дуйте обратно в участок.
– Ладно.
Уиллис повесил трубку и вернулся к Ла-Бреске с Брауном.
– Все, Энтони, – бросил Хэл, – можешь идти.
– Идти? Куда мне идти? Мне надо снова очередь занимать. Я, между прочим, работу ищу.
– Главное, Энтони, запомни одну вещь, – продолжил Уиллис, пропустив тираду молодого человека мимо ушей, – если что случится, мы знаем, где тебя искать.
– Это вы о чем? Что случится?
– Просто запомни то, что я тебе сейчас сказал.
– Ладно, – кивнул паренек. Немного помолчав, он вдруг произнес: – Слушайте, можно вас кое о чем попросить?
– О чем?
– Можете как-нибудь провести меня без очереди?
– И как мы, по-твоему, это сделаем?
– Ну, вы ведь все-таки полицейские, разве нет? – выпалил Ла-Бреска, заставив Уиллиса и Брауна переглянуться.
Вернувшись в отделение, они узнали, что лейтенант Бернс позвонил в сто пятнадцатый участок, где ему сказали, что свободных людей для установления наружного наблюдения за Энтони Ла-Бреской у них нет. Эта новость никого особо не удивила.
* * *
Вечером того же дня распорядитель городского садово-паркового хозяйства Каупер спускался по широкой, отделанной белым мрамором лестнице филармонии. Слева под руку с ним шла жена в норковой шубе и накинутой на голову полупрозрачной, почти невесомой белой шали. Сам Каупер красовался в смокинге и черном галстуке. Впереди него, шагах в четырех, шествовал мэр с женой. Вечер выдался морозный, а на небе не было ни звездочки. И лестница, и тротуар были залиты теплым желтым светом, падавшим из огромных, высотой в два этажа, окон. В тот самый момент, когда Каупер занес левую ногу над очередной ступенькой, он рассмеялся – жена что-то шепнула ему на ухо. С губ распорядителя садово-паркового хозяйства сорвалось несколько облачков пара. Он протянул правую руку к левой, чтобы поправить перчатку, но сделать это не успел, равно как и поставить ногу на нижнюю ступеньку. Студеную тишину вечера разорвали два выстрела, оборвавшие смех чиновника. Рухнув на лестницу ничком, он покатился вниз по ступенькам. Из ран на лбу и щеке лилась кровь. Жена распорядителя закричала, мэр оглянулся посмотреть, что происходит, а ушлый фоторепортер, стоявший на тротуаре, запечатлел для грядущих поколений катящегося по ступенькам Каупера.
Распорядитель садово-паркового хозяйства был мертв задолго до того, как его тело замерло у подножия лестницы.
Кончетте Эспозите Ла-Бреска давно вбили в голову: к неграм хорошо относиться нельзя. Доверять им тоже себе дороже. Ну а ее братья помимо этого усвоили, что черномазых при всяком удобном случае нужно ставить на ножи. Эти уроки жизни они получили в районе трущоб, гетто, населенном преимущественно итальянцами, которое обитатели с иронией и любовью окрестили Парадизо. Кончетта, выросшая в этом, с позволения сказать, райском саду, еще девочкой нередко наблюдала, как ее братья и ребята из района проламывают череп очередному негру. Подобные картины нисколько ее не трогали. Кончетта рассуждала следующим образом: если ты такой идиот, что родился черным, и при этом еще забрел в Парадизо, значит, сам виноват, что тебе раскроили башку.