– Какой еще мужик?

– На бирже труда.

– Ну-ка, ну-ка, – подался вперед Уиллис, – с этого места давай поподробней.

– Стою я, короче, в очереди на биржу труда. Я про ту биржу, что на Эйнсли-авеню. У них завсегда куча вакансий на разных стройках, кстати сказать, в прошлый раз я устроился на работу именно там. Вот сегодня как встал утром, так и решил: пойду туда, вдруг чего подвернется. Короче, стою я в очереди, и тут один мужик в ней как щелкнет пальцами и говорит: «Блин, я свой обед забыл в парке». Мое дело маленькое – я стою и молчу. Тут он ко мне поворачивается и говорит такой: «Прикинь, я обед забыл на скамейке в парке». Ну я такой, типа, какая жалость, все дела. Короче, посочувствовал ему. А чего не посочувствовать, когда бедолага без обеда остался.

– Что было дальше?

– Ну, он меня и попросил смотаться за коробкой. Мол, он бы и сам сбегал, да только нога не слушается, болит…

– И ты, конечно же, согласился, – понимающе кивнул Браун. – Незнакомый мужик на Эйнсли-авеню просит тебя сгонять аж до Гровер-парка и принести его коробку с обедом. Ну как тут отказать?!

– Между прочим, я его послал, – ответил Энтони.

– В таком случае что ты делал в парке?

– Ну, я хотел сказать, что послал того мужика только поначалу. Мы разговорились, и он рассказал, как стал колченогим. Оказывается, его ранило во время Второй мировой войны. Рядом с ним взорвался немецкий снаряд, и ногу посекло осколками. Короче, досталось ему – мама не горюй.

– И ты в итоге решил все-таки сбегать за коробкой?

– Нет, в итоге я решил никуда не бегать, – решительно ответил паренек.

– Так как же тебя, в конце концов, занесло в парк?

– Да я ведь вам и пытаюсь это рассказать!

– Тебе стало жалко бедолагу, так? Он хромой, на улице холод собачий – правильно я говорю? – промолвил Уиллис.

– Ну-у… – протянул Энтони. – И да, и нет.

– Ты решил, зачем ему тащиться до парка в такую даль? – подсказал Браун.

– И да, и нет, – повторил паренек. – Я, собственно, о чем? Я ведь этого мужика в первый раз за всю жизнь увидел, какое мне до него дело?

– Значит, так, Энтони, – выдохнул Уиллис. Почувствовав, что вот-вот сорвется, Хэл напомнил самому себе о том, как важно держать себя в руках. Да, допрашивать подозреваемых из-за этого правила Миранды стало ужасно тяжело. Задержанный в любой момент может совершенно легально отказаться отвечать на дальнейшие вопросы. Если сорвешься и наорешь на него, рискуешь поставить крест на всем деле. – Понимаешь, Энтони, – как можно мягче произнес Уиллис, – мы пытаемся установить, как так получилось, что, свернув на дорожку в парк, ты сразу направился к третьей по счету скамейке.

– Я это понимаю, – кивнул паренек.

– Ты познакомился с ветераном, инвалидом войны, так?

– Так.

– И он сказал тебе, что оставил коробку с обедом в парке?

– Вообще-то он сперва не говорил о коробке, – поправил молодой человек, – он сказал, что забыл обед.

– А когда он упомянул о коробке?

– Когда дал мне пять баксов.

– То есть он предложил тебе пять долларов за то, что ты принесешь ему коробку с обедом? Я тебя правильно понял? – уточнил Браун.

– Он не предлагал мне пять баксов, он мне их дал.

– То есть он сунул тебе пятерку и сказал: «Ты не сгоняешь за моей коробкой с обедом?»

– Ну да, – кивнул Энтони. – Заодно он сказал мне, чтоб я шел по дорожке, берущей начало от Клинтон-стрит. Мол, коробка лежит на третьей скамейке.

– И что тебе нужно было сделать с коробкой? – спросил Уиллис.

– Как – что? – удивился паренек. – Отнести ему, само собой. А он пока обещал мое место в очереди посторожить.

– Угу-у, – протянул Браун.

– А чего там такого было в той коробке? – поинтересовался паренек.

– Ничего! – отрезал Уиллис. – Опиши-ка нам этого мужика. Как он выглядел?

– Да обычно.

– Сколько бы ты дал ему лет?

– Лет тридцать пять… – задумчиво произнес Ла-Бреска, – вроде того.

– Рост? Высокий, низкий, средний?

– Высокий. Я бы сказал, метр восемьдесят. Ну, туда-сюда.

– Телосложение? Полное, худое, среднее?

– С телосложением у него было все в порядке, – одобрительно произнес паренек, – плечи что надо.

– То есть телосложения он плотного?

– Я бы сказал, крепкого, – уточнил Энтони, – здоровяк.

– Цвет волос?

– Светлый. Блондин он.

– Усы, борода есть?

– Нет. – Энтони покачал головой.

– Не обратил внимания, какого цвета у него глаза?

– Голубые.

– Шрамы или какие-нибудь другие особые приметы не заметил?

– Нет, – повторил паренек.

– Может, видел у него татуировки?

– Нет.

– А какой у него был голос? – спросил Браун.

– Обычный голос, – пожал плечами Энтони. – Не низкий, не высокий. Обычный, нормальный голос.

– Может, он говорил с акцентом?

– Нет.

– Во что он был одет?

– Коричневое пальто и коричневые перчатки.

– Он был в костюме?

– Что у него там под пальто, я не знаю, – честно признался паренек. – Само собой, на нем были штаны – как без них-то, но какого цвета – я не разглядел. Может, они были частью костюма, может – нет. Не знаю.

– Ладно, хорошо, – махнул рукой Браун. – Шляпа на нем была?

– Шляпы не было.

– А очков?

– И очков тоже.

– Может, ты заметил чего-нибудь особенное?

– Ага, – кивнул Ла-Бреска.

– Что именно?

– У него был слуховой аппарат.

* * *

Биржа труда располагалась на углу Эйнсли-авеню и Клинтон-стрит в пяти кварталах к северу от того места, где брала свое начало дорожка, ведущая в парк. В расчете на микроскопический шанс, что мужчина со слуховым аппаратом все еще ждет Ла-Бреску, детективы сели в седан и поехали к бирже труда. Энтони устроился на заднем сиденье, всем своим видом выражая готовность опознать ветерана, в том случае если он все еще там. Ко входу на биржу труда тянулась длинная очередь, хвост которой загибался за угол Клинтон-авеню. Стояли в ней, притопывая ногами, чтобы хоть как-то согреться, крепко сбитые мужчины в рабочих спецовках и кепках. Руки они держали в карманах, а их лица были бледны от холода.

– Думаете, здесь на халяву баксы раздают? – промолвил Ла-Бреска. – Как бы не так! Если тебе нашли работу, изволь им заплатить недельную получку. Впрочем, врать не буду, вакансии здесь отличные. В прошлый раз мне нашли место, на котором я проработал целых восемь месяцев.