гнилым деревом. Мы заглядывали в окна и пытались разглядеть, что прячется за потрескавшимися от времени стеклами. Я помню в привлекшем меня доме кровать с сеткой со старым, местами дырявом матраце. У окна стоял обычный деревянный стол, слегка обугленный – на нем лежала железная вилка, стоял стакан. К нему был придвинут один стул, тоже деревянный. В углу комнаты находился старомодный шифанер со сломанной, висевшей на одной петле дверью. По всей комнате на полу были разбросаны вещи – старые грязные платья, брюки рубашки, простыни, кое-где валялись фотографии.

Я помню, как жутко хотелось попасть внутрь, ощутить на себе всю атмосферу таинственности и загадочности. Интересно, кто жил в этом доме. Что заставило его или их в спешке покинуть свое жилье, оставить вещи. Почему в доме такой беспорядок, что могло послужить причиной этому? Я знала, что смогу ответить на все вопросы, если бы только оказалась там. И однажды мне предоставилась такая возможность.

Было это зимой, в ночь, когда большими хлопьями шел снег. Утром, под тяжестью образовавшихся сугробов, старая, прогнившая черепица не выдержала и треснула. В одном месте крыша под прессом продавилась и образовалась небольшая дыра, но достаточного размера, чтобы я могла туда пролезть.

Нас было трое – я, моя лучшая подруга Галька и соседский мальчик Леша. Они с замиранием сердца следили, как я залезла сначала на крышу, и как затем меня поглотила пропасть посреди нее.

Я спрыгнула на пол и отряхнулась от снега. Спустя секунду я уже оглядывалась по сторонам – изнутри все выглядело немного иначе. Запах гнили заполнил мой нос, свежестью снежного утра уже не пахло. Тусклый свет от единственного маленького окошка едва озарял комнату, здесь было темно. Я видела, как Галька и Леша прислонились к окну и наблюдали за мной.

Комната была очень тесной, стены буквально давили на меня изнутри, я почувствовала легкий приступ клаустрофобии. Если бы я вернулась сейчас назад, то не избежала бы издевок со стороны своих друзей, поэтому я преодолела всеми силами страх и сделала первый шаг – среди кучи хлама легко было оступиться, и я с особой осторожностью переступала по полу. Мой взгляд наткнулся на лежащее детское платье, залитое багровой краской, рядом валялись и другая одежда – она тоже была в багровой краске. Я осмотрела стены и пол – они были серого цвета, ни единого намека на что-то багровое. Удивительно. На столе лежала фотография, я взяла ее в руки и стряхнула с нее пыль. Она была черно-белой. На изображении были трое – мужчина, женщина и девочка лет пяти. Все они сидели на лавочке перед домиком. Я смутно узнала в нем теперешнюю ветхую постройку. У всех троих были серьезные лица, девочка выглядела необычайно грустно. Больно смотреть в детские глаза, полные печали – подумала я. Фотография была холодной – я не чувствовала и намека на тепло, энергетики никакой. «Они все покойники» – опять подумала я.

Сосредоточившись на глазах девочки, я медленно начала сканирование. В комнате погас последний огонек, большой яркой вспышкой она предстала передо мной. Такая же грустная, в том же сером, великоватом для ее небольшого росто пальтишке, ее голова была обмотана черной шалью.

Она так много хотела мне рассказать, но ее губы не двигались.

«Уходи» – проговорила она своим детским голоском. «Уходи, пока папа не пришел». По интонации я поняла. Что она побаивается своего отца.

«Не бойся, – прошептала я, – папы здесь не будет долго».

«Нет, – закачала она своей головкой, – он знает, что ты пришла. Он очень злится». Девочка продолжала неподвижно стоять еще какое-то время, а затем резко вздрогнула и помчалась к столу – одним движением запрыгнув под него. Она забилась в угол.

«Уходи, – шепотом произнесла она, – он уже здесь».

Мне захотелось успокоить ее, но я не нашла нужных слов. Вместо этого я приблизилась к столу и хотела подать ей руку. Девочка замерла в оцепенении. Длинные рукава ее пальто болтались на полу, скрывая маленькие ручки.

«Не бойся, я не сделаю тебе ничего плохого», – я посмотрела в ее глаза и постаралось сказать это как можно более убедительно. Она отрицательно замотала головой и в тот момент я услышала скрип прогнивших половиц, прогибающихся под чьим-то весом. Он исходил из дальней комнаты. Там, где я еще не была. Девочка закрыла лицо руками и вся сжалась, дрожа от страха.

Я обернулась, но ничего не заметила. Что-то внутри меня подсказывало, что в комнате кроме нас двоих был еще кто-то.

Скрип послышался недалеко от меня, а затем ушел в сторону кровати. Сетка под матрацом прогнулась, как будто туда кто-то на нее приземлился.

«Аха-ха-ха!» – Послышался громкий, резкий неприятный мужской смех. Сквозь темноту я наконец увидела его лицо. То же самое, что и на фотографии. Длинные, запутанные слипшиеся волосы, густая растительность на лице и дикие глаза. Он сидел на кровати в разорванной грязной рубахе и длинных кальсонах. Он держал топор, рукава по локоть были в крови. «Кровь!» – Прозвучало в моей голове – «Это не багровая краска – это кровь!».

Перед глазами замелькали пузыри – крики боли и ужаса воцарились в комнате. Мужчина с топором бегал по комнате за своей женой и ребенком. Сначала он убил свою жену, зарубив топором, девочке в этот момент удалось спрятаться под столом. Она наблюдала как ее отец быстрыми движениями рассекает тело матери. Закончив с женой, он разливает жидкость в стакане и поджигает ее – стол вспыхивает ярким оранжевым пламенем. Девочка от испуга выбегает из-под стола, но он успевает схватить ее. Словно дикий зверь мужчина впивается в ее шею своими руками и начинает душить.

«Нет, нет, нет!» – Закричала я и обхватила свою голову руками, – «нет, нет, нет». – Уже шепотом произнесла я.

Мужчина резким движением соскочил с кровати и схватил мое лицо руками.

«Ведьма! Ведьма!» – Орал он мне в лицо. Истошный крик вырвался из моей груди – я погрузилась в темноту.

Очнулась я уже лежа в своей кровати. Мама склонилась надо мной и я поняла, что она не в духе. По-моему она сдерживалась из последних сил, чтобы не отругать меня.

– Лара, мы вызывали тебе скорую. – Произнесла она сердитым тоном. Зачем ты залезла в этот дом?

Я не успела ничего ответить, но она продолжила.

– Ты могла сломать себе что-нибуть, как ты не понимаешь – сорвалась она. – Ты лежала с открытыми глазами, но ничего не видела. Из носа бежала кровь! – Мама вскинула руки и приземлила их на колени. – Лариса, ну почему