которые, как правило, являлись одновременно представителями ЦК ВКП (б), что обеспечивало им неограниченные права. Уполномоченные были также во всех союзных и автономных республиках. На местах в наиболее стратегически важных регионах формировались и действовали областные и городские комитеты обороны. Эти местные чрезвычайные органы обеспечивали единство управления в условиях чрезвычайного положения, создавались решением ГКО, руководствовались его постановлениями, решениями местных партийных и советских органов, военных советов фронтов и армий. ГКО учредил такие органы почти в 60 городах Подмосковья, Центральной России, Поволжья, Северного Кавказа и с 1942 г. в крупных городах Закавказья[70].

В систему государственных чрезвычайных органов во время Великой Отечественной войны входили: Государственный Комитет Обороны; областные и городские комитеты обороны; Совет по эвакуации, Комитет по эвакуации продовольственных запасов, промышленных товаров и предприятий промышленности (в конце декабря 1941 г. вместо обоих названных органов было создано Управление по делам эвакуации при СНК СССР), соответствующие управления в республиках, краях и областях, местные республиканские, краевые, областные управления, эвакопункты на железных дорогах, в речных портах, Комитет по продовольственному и вещевому снабжению Красной Армии, Комитет по разгрузке транзитных грузов, Транспортный комитет и др.

ГКО были созданы: Трофейная комиссия, образованная в декабре 1941 г., а в апреле 1943 г. преобразованная в Трофейный комитет; Особый комитет, занимавшийся вопросами репараций, и др.

Особые функции были приданы Чрезвычайной государственной комиссии по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников и причиненного ими ущерба гражданам, колхозам, общественным организациям, государственным предприятиям и учреждениям СССР (ЧГК), образованной Указом Президиума Верховного Совета СССР от 2 ноября 1942 г.[71]

Несмотря на введение директивного метода государственного управления, конституционные органы центральной власти – Верховный Совет СССР и Совет Народных Комиссаров СССР, а также высшие партийные органы – Политбюро, Секретариат и Оргбюро ЦК ВКП (б) – формально функционировали. Однако с началом войны они претерпели четыре важных изменения: во‑первых, все они были политически и административно подчинены Государственному Комитету Обороны; во‑вторых, их функции и полномочия начали быстро эволюционировать в соответствии с требованиями военного времени – решение военных вопросов стало главным в их деятельности; в‑третьих, доминирующими стали административно-командные стиль и методы их работы; в‑четвертых, заметно снизилась интенсивность работы таких высших органов власти, как ЦК ВКП  (б) и особенно Верховного Совета СССР, поскольку центр политической власти переместился в ГКО[72].

Продолжали функционировать республиканские, региональные и местные представительные и исполнительные органы власти, некоторые – даже в условиях оккупации.

30 мая 1942 г. при Ставке Верховного Главнокомандования был создан Центральный штаб партизанского движения (первоначально именовался Главным штабом партизанского движения). Он координировал действия многочисленных партизанских отрядов между собой и с регулярными армейскими частями, работал совместно с руководителями подпольных советских, партийных и комсомольских органов на временно оккупированной территории.

Что касается репрессивных органов, то они были мобилизованы еще во второй половине 1930-х гг. и служили прежде всего инструментом террора в отношении как руководящих кадров, так и населения в целом. К началу 1940-х гг. Народный комиссариат внутренних дел (НКВД) оброс большим числом главных управлений и других подразделений производственного и хозяйственного характера и стал трудноуправляемым. Кроме того, резко возросло количество разнообразных органов управления – наркоматов, комитетов и т. п., которые требовали неусыпного контроля со стороны правящей верхушки. Все это отвлекало внимание руководства НКВД от решения главных задач – обеспечения государственной безопасности и ведения внешней разведки, особенно в условиях нарастания угрозы приближавшейся войны, активизации деятельности иностранных разведок, а также обострившейся борьбы с вооруженным националистическим подпольем на территории Западной Украины, Западной Белоруссии и Прибалтики, на Северном Кавказе.

Поэтому 3 февраля 1941 г. последовало постановление Политбюро ЦК ВКП (б)[73]о разделении НКВД на два наркомата – Народный комиссариат государственной безопасности (НКГБ) и НКВД. В тот же день эта мера была оформлена указом Президиума Верховного Совета СССР.

Из состава НКВД было выделено Главное управление государственной безопасности (ГУГБ), преобразованное в самостоятельный наркомат. 8 февраля 1941 г. из состава ГУГБ была выделена военная контрразведка (особые отделы) и передана в Наркомат обороны (НКО) и Наркомат Военно-Морского Флота.

В Директиве народного комиссара НКВД СССР Л. П. Берии от 18 июля 1941 г. № 169 отмечалось: «Смысл преобразования органов Третьего управления в особые отделы с подчинением их НКВД заключается в том, чтобы повести беспощадную борьбу со шпионами, предателями, диверсантами, дезертирами и всякого рода паникерами и дезорганизаторами.

Беспощадная расправа с паникерами, трусами, дезертирами, подрывающими мощь и порочащими честь Красной Армии, так же важна, как и борьба со шпионажем и диверсией»[74].

В первые месяцы войны, когда чрезвычайные государственные органы еще только создавались и одновременно перенимали рычаги управления у прежних органов, часть советских и партийных работников оказалась не на высоте положения. В городах, к которым приближались военные действия, наблюдалась паника среди руководящих работников, сопровождавшаяся их бегством в тыл. Несомненно, это служило дезорганизации управления.

6 июля 1941 г. был принят Указ Президиума Верховного Совета СССР «Об ответственности за распространение в военное время ложных слухов, возбуждающих тревогу среди населения»[75]. В соответствии с указом за распространение в военное время ложных слухов, возбуждающих тревогу среди населения, виновные карались по приговору военного трибунала тюремным заключением на срок от 2 до 5 лет, если это действие по своему характеру не влекло за собой по закону более тяжкого наказания.

К сожалению, паника охватила и часть больших начальников. Журналист Николай Вержбицкий, свидетель тех событий, записал в своем дневнике: «16 октября войдет позорнейшей датой, датой трусости, растерянности и предательства в историю Москвы. <…> Опозорено шоссе Энтузиастов, по которому неслись в тот день на восток автомобили вчерашних «энтузиастов» (на словах), груженные никелированными кроватями, коврами, чемоданами, шкафами и жирным мясом хозяев этого барахла». Другой очевидец рассказывал: «16-го и весь день 17 октября рвали и жгли труды Ленина, Маркса и Сталина, выбрасывали портреты и бюсты вождя в мусор. Боялись, что немцы найдут. Они же расстреливали секретарей райкомов, парткомов, коммунистов и чекистов. В стране победившего социализма, где толпы ходили под красными знаменами и восторженно приветствовали вождей, в одночасье – и с невероятной легкостью! – расставались с советской жизнью. Массовый исход из Москвы и панику удалось пресечь только после введения осадного положения, когда вышел приказ: всех провокаторов и паникеров расстреливать на месте»[76].

Часть органов управления из столицы была переведена в другие города. Из 41 наркомата и других органов центрального звена управления в первые же месяцы войны покинули Москву 18, частично – 23, что обусловило кратковременную заминку в перестройке отдельных органов управления, частичное перераспределение их функций[77].

К концу лета 1941 г. Сталин даже формально