- Анастасия Борисовна, вам плохо?

Чувствую на своём плече чужие ладони. Прохладные и нежные на ощупь они дарят секундное облегчение, но потом меня скручивает ещё сильнее.

Не от боли. От отвращения. В первую очередь к себе.

- Женя, просто уйди, - я отпихиваю ее в сторону.

- Но как же, мы ведь не поговорили. Вы не услышали мою точку зрения.

Да, Ешкин дрын! Я знаю эту точку зрения! При ближайшем рассмотрении эта точка оказывается плотно сжатым анусом и от неё сильно смердит!

Умный, меланхоличный заведующий клиники и «не такая как все» ординатор. Случайные прикосновения, долгие взгляды, переписки до полуночи и наконец первый невинный секс где-нибудь в подсобке. От него до развратной оргии, которую нам показали в ресторане не так много времени. Каких-то два - три месяца.

Милая Женя, я знаю все! Особенно то, что я в эти игры больше не играю!

- Жень, принеси пожалуйста воды, - шепчу я не своим голосом.

Моя уже бывшая ассистентка срывается в коридор к кулеру, я бегу вслед за ней и быстро, пока она не поняла подвох, захлопываю дверь. Два оборота ключа и я спасена! По крайней мере у меня есть несколько часов тишины, когда мне не будут ссать в уши своей космической, неземной любовью. Как мерзко.

Как же все это мерзко!

- Анастасия Борисовна, откройте.

Я наваливаюсь на дверь всем весом и теперь, без вида этой ангельской мордашки перед собой, наконец могу дышать. Глубоко, тяжело, рвано, как утопающий, который все-таки доплыл до берега.

- Женя, лучше не нарывайся. А иначе на правах твоей рабочей мамы, отхожу тебя хворостиной по хребтине.

- Анастасия Борисовна, ну мы же взрослые люди…

- Нет, Женечка. Взрослая тут только я. А вы: престарелый козел с преждевременной эякуляцией и молодая швабра без моральных принципов!

Я говорю громко, так чтобы меня слышали другие, и через секунду в коридоре раздаются шаги. На нашу ссору слетаются любопытные мотыльки в белых халатах, и уже завтра из каждого утюга будут смаковать подробности романа Савранского и Юного дарования Руденко Евгении.

Но это завтра, так далеко я не заглядываю. У меня задача попроще - не сдохнуть сегодня.

Опираюсь о стену, доползаю до стола и стекаю вниз на корявое, грязное кресло. Таблетки от мигрени тотчас бросаются мне в глаза, зелёный блистер лежит на самом верху кучи из косметики, неработающих зарядок и салфеток.

Я разжёвываю горькую таблетку и глотаю так, без воды. В этот момент и звонит мой сотовый телефон.

- Настя, - голос Савранского иглами проникает прямо под кожу, - послушай.

- Нет. Это ты послушай, - перебиваю я мужа, - если ты не хочешь концерт от униженной и оскорбленной жены, со слезами и мольбами вернуться обратно в семью, то не лезь. И соплячку свою спрячь от греха подальше. Дай мне доработать этот день, а вечером мы поговорим.

Я отключаюсь сразу, не дождавшись ответа. И наконец выдыхаю, потому что голова больше не болит. И сердце… оно стучит как прежде, будто ничего не случилось.

Так что через час только распотрошенная косметичка на столе, да свитер на кресле напоминают, что сегодня день, когда я узнала, что предатели подчас откликаются на имена любимых нами людей.

Например Женя. И Кеша.

Глава 9

Это похоже на какой-то кошмар, на сюрреалистичный сон, на бредни шизофреника!

Однако домой я еду с Савранским. Он ждет меня на парковке возле главного корпуса. Открывает дверь и даже пытается подать руку, чтобы я села в его новенькую ауди.

«Чтобы возить Томку в школу», - звучит в голове смех мужа.

Я морщусь, представляя, что не только для дочки были эти дорогие понты. Что не только дочь подвозили на переднем сидении, но и Женечкина задница поелозила по белоснежной кожаной обивке.

Фу! От омерзения меня снова мутит, так что я открываю окно и вываливаюсь на дорогу. Ледяной ветер бьет по щекам, возвращает обратно в реальность.

Хреновую такую реальность.

Мы едем молча. Молча добираемся до дома, молча паркуем машину во дворе и так же молча выходим на газон. Савранский снова пытается подать мне руку, а я не понимаю, зачем сейчас вся эта игра в галантность.

Противно.

Когда мы открываем дверь, нам навстречу бежит Тамара. На несколько шагов позади и не так радостно встречает Никита. У него серьезный взгляд, которым он оценивает меня и Савранского.

- Вы рано.

Судя по тону, сын обо всем догадался. А вот Тома наоборот, скачет вокруг Кеши счастливая, разве что язык не вываливает от радости, как щенок. Мне обидно. Потому что меня она так не встречает.

- Тома, милая, дай нам раздеться и перекусить, а ты пока поиграй в комнате, - по возможности ласково произношу я.

Савранский смотрит на меня с осуждением. Ему всегда казалось, что я груба с дочерью. Что не ращу ее как принцессу и мне с моим голосом нужно глашатаем в армии работать, а не девочку воспитывать.

- Тамара, солнышко, сейчас я помою руки, а ты расскажешь мне как прошел твой день.

Он говорит это специально, мне назло. Кеша хороший отец для Томы, посредственный для Никиты и отвратительный муж для меня. Но сейчас он делает все, чтобы казаться идеальным. И чтобы я еще больше захлебнулась в чувстве вины за наш ужасный брак.

Я уже хочу махнуть рукой и уйти на кухню одна, как на помощь приходит Никита.

- Тома, пошли я тебе мультики включу. Папе с мамой поговорить надо.

Когда-нибудь я скажу сыну спасибо за это. Грядущий разговор причиняет мне столько боли, что я сама готова от него отказаться. Уйти спать, в надежде, что это все просто сон. А завтра все будет как прежде.

Сын же помогает сорвать этот пластырь в одно движение руки. А не мучиться дальше годами.

Кеша плетется вслед за мной на кухню и садится за стол. Теперь мы поменялись местами, это вышло случайно. И наша беседа больше не похожа на шахматную партию, скорее на войну.

- Хорошо, что ты все узнала, - стреляет первым залпом Савранский. – Мы можем больше не притворяться. Мы уже давно перестали друг друга любить.

- Пожалуйста, говори за себя.

Он удивленно вскидывает бровь, а я продолжаю:

- Говори