- соображал про себя Гастрыч, одновременно, взяв под руку и выводя в подсознание Оранскую.

Извлекунов заглянул себе в чашку, где увидел кольцо розоватого осадка. Наползли воспоминания младенчества: розовое пластмассовое кольцо, которое ему совали грызть, как собаке.

- Зима недолго злится, - молвил он неуверенно и не к месту. - Весна в окно стучится... и гонит... со двора....

На этих словах у него заклацали зубы, которые он некогда мечтал извлекать. Может быть, с самого детства, у приятелей по песочнице, имея готовый набор своих и считая, что тем - не положено.

В следующий миг все оглядывались и осторожно пощипывали друг друга: не задержался ли здесь кто потусторонний? Не призрак ли рядышком ковыряет в зубах?

Нет, все были самые обыкновенные: не выспавшиеся, пылавшие перегаром, с декоктом в оранжевой кастрюле, из которой торчала длинная разливательная ложка.

- А по-моему, все на месте, - засомневался Крышин и пригладил клок волос, отлежавшийся на подушке и теперь непристойно вставший. В черепе неприятно кольнуло. - Колбасно-сосудистой врачихи нет, педиатров нет, а остальные сидят. Но тут же только что галдела пропасть народу...

- В глазах, казалось, расплываетесь, - поддержал его Ключевой, садясь к столу и подыскивая себе закуску. Закуски не нашлось, и у него надолго испортилось настроение.

- Вам приснилось, - улыбнулась единичная и единоличная Анюта Амбигуус. Это выглядело обворожительно, но друзей ее мужа никогда не обвораживали женщины.

- Вам повезло, - зловеще поправила ее Оранская.

Гастрыч неторопливо поднялся и прошел в кухню. Там он постоял, глядя на оставшийся отвар, наличествующий в изрядном количестве. Интересно, как долго он сохраняет свои свойства? Сколько надо выпить, чтобы двойник прожил подольше? И можно ли выпить столько, что обратного слияния с оригиналом, равно как и обособленного разложения, уже не произойдет? Есть ли управа на этих приживал? Нужен химик. Им позарез нужен химик. И при этом - специалист по грибам.

- Малец, - пробормотал сосед. - Талантливый, мерзавец. Мы без него не обойдемся. Мало ли, что учится плохо. Зато он учится тому, что пригодится в жизни.

Вопросов было много, но прежде всего надо сграбастать компанию в мозолистый кулак, оседлать, нацепить узду, застращать и привлечь к земледелию, сотрудничеству и молчанию. И начинать с огородничества. Придется поставить в сортире обогреватель, не курить на толчке и наглухо забить вытяжку. А потом уже думать о переходе с оседлого образа жизни на кочевой.

- Да, - молвил он, - возвращаясь. - Занятный был опыт. Даже хочется повторить.

- А что же это за опыт? - воскликнули проснувшиеся, все больше жалея, что тратили время не на правое дело.

- Не говорите им! - взвизгнула Оранская, постоянно хватая себя то за очки, то за кончик носа. - Это тайна для крохотной группы избранных и посвященных!

- А нас, позвольте заметить, никто и ни во что не посвящал, - подал голос Извлекунов. Теперь он крутил чашку, просунув палец в ручку-колечко.

Гастрыч, и прежде бывалая личность, теперь побывал двумя бывалыми личностями, после чего сила внушения в нем укрепилась и стала железобетонной. Не без предварительной гибкости - как доктор пропишет.

"Небось, и не служил никто, - подумал он презрительно. - Нет, педиатр был моряком. Крыса с побережья! Правда, они все равно ушли. Но грибы они видели... Они их видели..."

- Ошибаетесь, дамочка, - Гастрыч испустил вздох, полный фальшивого сожаления. - И ты, глазастик, ошибаешься. Придется привлечь к делу всех, кто видел хоть каплю происходившего. Всех свидетелей Яговы. Иначе - кончать. Потому что просматриваю я в данном мероприятии, дорогие соседушки, - он обращался ко всем, хотя соседствовал только, к ее несчастью, с семьей Амбигуусов, - серьезный бизнес. И мнится мне, что выпадет нам козырная масть, и наладится у нас пресерьезное дело. Только бизнес этот волчий, господа хорошие, а потому могут выпасть и казенный дом, и даже очень, очень дальняя дорога с билетом в один конец, то есть на... простите, тут женщины.

Повисло тяжкое молчание.

- Ну, вы как знаете, а я откланяюсь, - Извлекунов стал застегивать, где было расстегнуто. - Хорошо, как говорится, в гостях, а дома гораздо лучше...

- Сидеть, - негромко приказал Гастрыч, и окулист моментально сел обратно.

- Я и то, и я сё, я же и поросё, - заявил он запальчиво. - Мне на работу нужно. Вечером.

10. Целина

- Перво-наперво, - объявил Гастрыч, - надо расширить посевные площади.

- Что вы имеете в виду? - насторожился старший Амбигуус.

- Простейшие вещи. Сколько у вашего семейства земли? Надела?

- Что - надела? - встрепенулась и Анюта.

Гастрыч махнул на нее татуировкой серьезного ранга.

- Я про земельный надел говорю. У вас посевная площадь - узенькая полоска вокруг горшка, бесконечно более важного для вас, городских. А ведь я из крестьян. У меня до сих пор во рту держится привкус парного молока, - взвинчивая себя, Гастрыч делался поэтичнее. Есенин покуда несся к финишу первым, но в спину ему дышали, и Гастрыч настигал - не иначе, как для проникающего брудершафта.

Не спрашивая хозяйского разрешения, он прошагал в сортир, ковырнул носком плитку. Носок заменял Гастрычу тапок, а порой и ботинок. Бывало, что Гастрыч начинал сомневаться, есть ли на нем носок.

- Все на соплях, - пробормотал он. Плитка подалась, открылось каменное покрытие. - Ох ты бога в душу мать! - рассвирепел сосед, еще недавно отстаивавший Создателя. - Еще и это снимать придется! Ну, всем миром навалимся. - Он посмотрел на сиротливую, но таящую в себе начатки грибов, полосочку земли вокруг унитаза. - Землица! - благостно всхлипнул Гастрыч, становясь на колени. - И к чему нас раскулачивали? Вот же она, кормилица наша! Прозябает в отхожем месте!

Он солировал, окружающие безмолвствовали, сраженные утренним ужасом.

- Еще и юрист понадобится, - присочинял Гастрыч. - Как там с этими законами о землице? Можно ли ею частно владеть? Или частично частно? Ведь мы же государственно... Теплицу устроить, парник? Для подножного корма? Дерьмократы, бестолочи...

- Слушайте, - сказал Крышин ласкательным тоном. - Мы с товарищем совершенно не в курсе. Мы видели, что здесь что-то выросло, какие-то растения. И все. Грибы, мхи, лишайники, папоротники, плауны - нам все равно. Можно нам удалиться и навсегда забыть об этих поганках?

- Нет, нельзя, вы останетесь, - запретили ему жестяным голосом-барабаном.

"Барабан был плох, барабанщик - Бог", - вспомнилось всем: роковой момент вмешательства