Эти подробности – подробности нашей первой встречи с Изабо – до сих пор в моей памяти. Как кусочки пазла, из которых складывается удивительная картина. Прямо таки фантастическая. На первом – сама Изабо в кожаной куртке, кожаных штанах и низких сапогах с металлическими носами. На втором – «Кавасаки Вакуэро», мотоцикл Изабо.

Да-да, на встречу со мной она приехала на мотоцикле!

Я полна немого восхищения, я немедленно влюбляюсь в космический черный «Вакуэро», и в черные волосы Изабо, и в ее черный блестящий шлем.

Для меня приготовлен красный.

То есть пока еще я не знаю, что он – для меня.

– Привет, – говорит Изабо. – Как насчет прогулки за город?

– Мы… поедем на нем? – я киваю в сторону мотоцикла.

– Если ты не против.

В голове у Анечко разрываются петарды, а сердце… Оно разбухло и стало похоже на кита – огромного-преогромного, неповоротливого и легкого одновременно. Если кит решит подняться на хвосте и выпрыгнуть из горла – Анечко несдобровать!

– Нет. Я не против. Нет.

– Держи.

Изабо протягивает мне новехонький красный шлем. Несколько секунд я верчу его в руках, отчетливо понимая, что как только надену его на голову – исчезну для всего мира. Или мир исчезнет для меня, и останется лишь Изабо и ее мотоцикл. Только они.

От обоих вариантов у меня захватывает дух. Но от второго – захватывает больше.

– Садись, – Изабо тихонько похлопывает по коже сиденья позади себя. – Не бойся.

О-о! Видела бы меня сейчас Котовщикова! И все остальные, включая придурка Старостина и классную! Они бы просто офигели, дар речи потеряли бы!

Но пока дар речи теряю только я: рот забивает сухой городской ветер и черные волосы Изабо, змеями струящиеся из-под шлема. Справиться с ними нет никакой возможности: Анечко – не мангуст. Или все-таки мангуст?

Я машинально ухватываю и зажимаю зубами прядь ее волос – точка опоры найдена, йоу! Вторая точка опоры – куртка Изабо, в которую я вцепилась обеими руками, ну а третья – черный «Вакуэро», мотоцикл.

– Как его зовут? – изо всех сил кричу я, отплевываясь… нет, не от волос, мне нравятся волосы Изабо. От ветра.

– Кого?

– Ваш байк.

Вопрос нисколько не удивляет Изабо, и через мгновение я получаю ответ:

– Локо.

– Здорово!

Это относится не только к имени мотоцикла (я понятия не имею, что означает «Локо»), но и ко всему остальному: ветру, запаху духов и кожи, идущему от Изабо. Дома, улицы, реки и мосты сливаются в одну сплошную линию – вплоть до ближайшего светофора. Красные сигналы (и кто только их придумал?) вызывают у Локо недоумение. И даже негодование: он рычит и подрагивает, вынужденные остановки раздражают его.

Анечко же они только воодушевляют, ей кажется, что все-все люди на улицах смотрят на нее. Э-э… ни фига не кажется! Народ и впрямь не может отвести взгляд от космически-черного Локо. Котовщикова, где ты?

Старостин, ау!..

Как только мы выезжаем за город, Изабо прибавляет скорость.

– Держись! – бросает она через плечо, и я целую секунду вижу ее красивый и четкий профиль, как будто вырезанный из жести, из шёлка, из папиросной бумаги. Целую долгую секунду.

Вот теперь мы действительно летим. Парим над землей. И мое сердце, похожее на кита, – неповоротливого и легкого одновременно, – наконец выбирается из горла и получает свободу: я могу поклясться, что вижу его боковым зрением. И это и вправду кит. Или – электрический скат, или воздушный змей, или древесная лягушка…

Пока я решаю, кем же в действительности является мое сердце, шоссе делает крутой поворот. И перед тем как заложить вираж, Изабо поднимает левую руку. Она трясет в воздухе всей пятерней, а потом сжимает ее.

Всё. Дело сделано.

Прямо на лету Изабо крадет мое выпущенное на свободу сердце.

Местечко, где мы оказываемся спустя двадцать минут, называется «Шале». Ресторан или что-то в этом роде. Местечко окружено соснами (сосны здесь повсюду), сквозь них просматривается залив. Пока Изабо паркует мотоцикл, я переминаюсь с ноги на ногу и втягиваю ноздрями сырой воздух. Ма бы меня убила, если бы узнала, где я нахожусь. И главное – с кем! Она бы точно меня убила, а потом сто лет ходила бы к своей подруге – психиатру со стажем Калерии Витольдовне Пицек, чтобы восстановить душевное равновесие.

Папито отнесся бы к ситуации нейтрально и призвал бы Ма ее не драматизировать.

Но сейчас меня меньше всего волнует, что бы подумали мои родители. Я пристально вглядываюсь в Изабо, пытаясь сообразить, куда же она сунула мое сердце. В карман куртки, наверное, потому что на ее кожаных штанах карманов не просматривается.

– Ты в порядке? – перехватив мой взгляд, улыбается Изабо.

– Да. Крутая была поездка.

– Рада, что тебе понравилось. Идем.

В зале никого нет, кроме двух официантов и парня за стойкой – бармена. Очевидно, Изабо здесь не в первый раз. Кивком головы она здоровается с официантами и машет рукой бармену: «Привет, Сережа!»

Сережа машет в ответ и тут же расплывается в идиотской улыбке. Наверное, точно такая же улыбка была у меня, когда я примеривалась, как бы половчее вскарабкаться на Локо.

Все взгляды сосредоточены только на Изабо, меня никто не замечает, – интересно, как бы разложила ситуацию Ма? С психологической точки зрения?

Не в психологии тут дело.

В зеркале, возле которого я на секунду задерживаюсь, отражается ничем не примечательная девчонка в джинсах (это мои лучшие джинсы!), свитере с оленями (я люблю оленей еще больше, чем китов) и куртке-безрукавке (эту куртку я просто люблю).

Высокие ботинки на шнуровке в зеркало не попали.

Накануне вечером я долго размышляла над тем, в каком прикиде предстать перед Изабо. Расфуфыриваться не особо-то и хотелось – это, в конце-концов, не свидание с мальчиком. И Изабо не должна думать, что ее предложение о встрече повергло меня в шок и трепет.

Я – независимый человек, мало ли с кем мне приходится встречаться! Может, с тысячью людей, а может – с миллионом. Я отношусь к таким вещам совершенно спокойно. А то, что щеки у меня пылают… Это ветер, который всю дорогу дул мне в лицо.

Виноват он, а вовсе не Изабо.

В сопровождении одного из официантов моя инопланетная тетка проходит на летнюю террасу, даже не потрудившись удостовериться, следую ли я за ней или застряла где-то в районе входа.