– Доктор! – закричала Мария и указала на хребет. – Что бы ты ни задумал – просто сделай это!

Доктор тоже посмотрел вверх и увидел трех ледяных воинов, стоявших у звуковой пушки. Гул продолжал нарастать.

– Ладно. 74,2. Однако, – сказал он Маттиасу, – если ты ошибаешься, то тонны снега, которые покатятся на нас с этого склона, будут на твоей совести.

– Если бы только на совести, – проворчал Маттиас.

Доктор повернулся к холму. Он поднял звуковую отвертку, надеясь, что расчеты верны. Наконечник отвертки засветился, и она издала пронзительный вой.

Люди зажали ладонями уши, пытаясь заглушить звук.

– Что ты делаешь? – закричала Мария.

– Усиливаю волну! – ответил Доктор, перекрикивая нарастающий шум. – Они используют звуковые волны, чтобы растопить снег. Если я попаду в нужную частоту, то смогу усилить волну, которую они используют!

– И что получится?

– Снег растает в большем количестве и быстрее, чем им нужно. Намного быстрее.

– А как это поможет?

Доктор грустно улыбнулся.

– Я их предупреждал, – сказал он. – Сейчас все увидите сами.

* * *

– Подача питания завершена, – сообщил Зонтан. – Огонь через три… два… один…

Пока он говорил, к шуму звуковой пушки добавился еще один звук. Пронзительный вой, доносящийся из города. Сардак видел, как на площади внизу Доктор стоит на ступенях Часовой Башни, вызывающе вскинув руку вверх.

Руку, в которой он что-то держал.

Свою звуковую отвертку.

74,2 – Доктору была известна их частота.

Эссбур издал рык ярости и осознания в тот самый миг, когда Сардак увидел опасность.

– Нет! – заревел он Зонтану.

Но было слишком поздно. Звуковая пушка выстрелила в снежную массу перед ними. Зонтан уставился на пульт управления, пораженный тем, что увидел. Усиленные звуковой волной Доктора, все показатели зашкаливали.

Эссбур двигался стремительно. Он бросился к Сардаку и обхватил своего лорда руками, отчаянно пытаясь защитить его. Однако оба знали, что это бесполезно.

Звуковая пушка ударила в снег – не прямым четким лучом, а широкой волной огромной силы. Весь снег с хребта исчез быстрее чем за секунду, растаяв и вскипев; рельеф внезапно взорвался расширяющимся облаком перегретого пара.

Звуковая пушка расплавилась.

Последним, что увидел лорд Сардак поверх блестящего плеча своего воина, был белый туман. Затем пластины на глазах воспламенились от жара, а пар проник под броню, сжигая его тело.

* * *

Доктор щелчком выключил звуковую отвертку и засунул ее в карман пиджака. С вершины холма поднялось длинное облако. Когда оно рассеялось, ледяные воины и их оружие исчезли, как и большая часть снега.

На миг повисла тишина. Затем раздался шквал аплодисментов. Кто-то похлопал Доктора по плечу. Старина Аддам наигрывал мелодию на свистульке. Аплодисменты превратились в хлопки под музыку. Люди пустились в пляс.

– Ты снова сделал это, – прозвучал чей-то голос, возможно Маттиаса.

Доктор не слушал.

Да, он сделал это снова. Каждая спасенная жизнь была наградой. Каждый час, день, год, подаренный этому городу, ценился превыше всего. Доктор наблюдал, как туман рассеивается и исчезает в ночи. У каждого часа, дня и года была своя цена. Об этом будут слагать легенды, писать пьесы, приукрашивая и дополняя подробностями… Но никто не вспомнит лорда Сардака, Зонтана и Эссбура. Никто, кроме Доктора. Что ж, он их предупреждал. Доктор бережно поместил их в укромный уголок своей памяти рядом со всеми остальными.

Затем он улыбнулся, хлопнул в ладоши и присоединился к танцующим.

Все Рождество было усыпано ровным, хрустким, пряным снегом.

Здесь, на окраине города, он покрывал землю толстым ковром – чистым, нетронутым. Снежные хлопья падали с неба, словно сахарная пудра, осыпая крыши, заметая дорожки.

Но Пьетера это не особенно волновало. Он никогда и не знал ничего, кроме снега, и, несмотря на холод, был полон оптимизма. Приближался праздник урожая, который Пьетер очень любил. Не только потому, что этот праздник являлся результатом упорной работы всего предшествующего года – в буквальном смысле плодом его собственных трудов, – но и потому, что в это время все горожане собирались вместе и веселились.

Праздник длился два дня: на главной площади устанавливали чучела Зеленого Человека, кропотливо сплетенные из плюща, танцевали до упаду, шумно играли с детьми и, что Пьетер любил больше всего, слушали истории, которые рассказывал Доктор.

Каждый год, еще с тех пор, как Пьетер был мальчишкой, в последние часы праздника Доктор садился на ступени Часовой Башни и рассказывал горожанам истории о своих приключениях среди звезд. В этих повествованиях о других, далеких мирах было что-то опьяняющее, и Пьетеру, который за свои тридцать семь лет едва ли покидал пределы окружавшей поселение горной гряды, они казались причудливыми и диковинными. Разумеется, никто не сомневался в их правдивости – благодаря Полю Истины ни один житель города, и Доктор в том числе, не мог лгать. Вот так горожане и собирались с кружками горячего сидра, чтобы послушать рассказы Доктора.

Пьетер гадал, о каких неведомых существах они услышат в этом году – снова о кротонах, наймонах, шквалах или о чем-нибудь новом и еще более причудливом? Он очень на это надеялся.

Размышляя, Пьетер плелся по снегу в сторону оранжереи. Было раннее утро, но уже пришло время работать. Если повезет, если Зеленый Человек благословил его в этом году, то урожай будет обилен и готов к сбору. Пьетер пошлет за мальчишками в деревню, чтобы они пришли помочь с уборкой, и к завтрашнему дню и началу праздника все будет готово.

Он зашел за поворот дороги, едва различимый из-за снега, но обозначенный тусклым фонарем, и увидел стеклянный купол оранжереи на склоне холма. Купол был похож на сверкающий драгоценный камень среди сугробов, полный света и тепла. Пьетер почувствовал прилив гордости. Он унаследовал этот участок от отца десять лет назад и прилежно заботился о нем – с каждым годом земля приносила все больше урожая. Пьетер надеялся, что нынешний год не станет исключением. Если все пойдет по плану, возможно, он даже сможет отремонтировать дом.

Пьетер хлопнул руками в перчатках и глубоко вздохнул, выпустив в морозный воздух облачко пара. Он хотел поскорее закончить осмотр, чтобы наконец согреться и немного передохнуть в своем излюбленном месте.

Он побрел по тропинке, поддевая ботинками комья снега. Приблизившись, Пьетер заметил, что с поверхностью теплицы, прежде абсолютно гладкой и ровной, произошли изменения. Почти везде, касаясь теплого стекла, снежинки немедленно превращались в капли воды и стекали вниз, чтобы вновь замерзнуть у основания купола. Но над крышей, словно вырываясь из носика кипящего чайника, поднимался пар.