А в самом деле: он чертовски подозрителен, этот «примерный мальчик»! Начать с того, что восторженная Альбина Михайловна — кстати, собственных внуков не имеющая, впрочем, как и детей, — восхваляла его буквально через слово. Одно это настораживает: может, он только хотел казаться примерным? Правда, видимых причин устраивать бабушке искусственный «карачун» у парня не было — квартирка-то и без того была завещана ему… Но ведь могли быть причины невидимые, о которых я и предполагать не могу. К примеру, ему могли срочно понадобиться деньжата, а тут бабкино благоустроенное жилище в самом центре города: приличные «бабки», я вам скажу… Ха, вот и каламбурчик получился!

Однако невысокого же вы мнения о роде человеческом, Татьяна Санна… Чтобы внучек единственную бабушку… за какую-то поганую квартиру… Брр! Впрочем, бывали случаи, что не токмо за квартиру, а за какой-нибудь последний стариковский червонец от пенсии. Вот так-то, господа человеколюбы и душеведы!

А ну его, в самом деле! Какая мне забота? Уж теперь-то я могу не волноваться за этого парнишку: доблестный Гарик Папазян навалится на него всей мощью милицейской машины. Уж он-то вытрясет из этого компьютерного щенка правду — если там есть что вытряхивать! И даже если нечего — тоже: капитан по этой части большой спец…

Я сладко потянулась на своих тряпках. Что-то опять в сон клонит… Батюшки, да и немудрено: уже седьмой час! На улице тьма-тьмущая… Вот и денек пролетел! Все в делах да в заботах, а о себе подумать некогда… Но ведь еще не вечер: соображай, Таня!

В раздумье я смотрела на телефон. Провести остаток и этого дня наедине с собою да с видиком или придумать что-то поинтереснее? Честно говоря, мое женское начало уже порядком соскучилось в затворничестве. В конце концов, в Тарасове есть мужики не менее темпераментные, чем Папазян-Кобелян, но при этом гораздо более вежливые. И у меня нет никаких причин разыгрывать с ними недотрогу…

Будто в ответ на мои мысли «в стиле ню» в квартире резко прозвучал звонок. Но не по телефону, а в дверь. Вот те раз, кого еще несет?.. Мои друзья-приятели обычно не заваливаются ко мне без предварительного звонка: я всех отучила.

Пока я мало-мальски привела в порядок свою подрастрепавшуюся одежду, пока пыталась в дверной глазок разглядеть на темной лестничной площадке еще более темный силуэт (явно мужской, но этим мои наблюдательные возможности и ограничились) — звонок раздался снова, уже требовательно. Я почти никогда не задаю через дверь дурацкий вопрос «кто там?», потому что терпеть не могу, когда его задают мне. В самом деле: какой смысл?! Если за порогом стоит киллер или, к примеру, грабитель, так разве он признается? А если порядочный человек — то это, согласитесь, довольно сложно объяснить через запертую дверь, а уж доказать тем более… В конце концов, кое-какие навыки общения с непрошеными визитерами у меня имеются. А если дело выглядит уж очень подозрительно — лучше вообще не открывать, дождаться, пока гость либо отвалит, либо начнет вопить и лупить в дверь кулаками. Тогда все разрешится само собой.

Так я стояла в передней, а звонок тренькнул еще разок — по-моему, уже безнадежно. Тут я быстро распахнула дверь, запертую всего на один замок. Так быстро, что стоявший за нею светловолосый парень в хорошей дубленке от неожиданности отпрянул. Отбой, Таня: тут твои боевые искусства не потребуются.

— Здравствуйте. — У него был приятный баритон. — Простите, частный детектив Иванова — это вы?

— Допустим. А кто вы?

Посетитель чуть заметно выдохнул, точно окончательно собираясь с духом.

— Я Андрей Рубиньш. Внук Варвары Петровны Прониной.

— Какая у вас фамилия экзотическая! Ваш батюшка был латыш?

— Вот именно — был… — Рубиньш-младший кивнул. — Он умер лет семь назад. Впрочем, не видел я его все семнадцать. Так я могу войти?

— Если у вас честные намерения, валяйте.

Я чуть улыбнулась, поощряя «Андреса» не быть слишком уж серьезным, и отступила от порога.

Он вошел, осмотрелся — в меру любопытно, но и с достоинством. Однако раздеваться не спешил, ожидая либо дополнительного приглашения, либо — от ворот поворота. Свой теплый замшевый картуз на меху он мял в руке. Щеки и уши парня — не то от мороза, не то от волнения, не то от того и другого сразу — покрылись яркими пятнами румянца.

А я не спешила приглашать его пройти в комнату. Во-первых, пусть скажет сначала, что ему надо. Нет, это — уже во-вторых! А во-первых, я просто засмотрелась на нежданного гостя. Право, он того стоил!

Это был высоченный детинушка — этакий натуральный «платиновый» блондин с буйной волнистой шевелюрой, в которую, должно быть, так приятно запускать пальцы… Другой несомненной достопримечательностью его физиономии были огромные глазищи цвета осеннего неба в ясный денек. Волнуясь, он смущенно потупился, отчего густые темные ресницы — любая девчонка за такие что хочешь отдала бы! — смотрелись еще более выигрышно. Мне понравились его пухлые губы, в которых было что-то детское и мужественное одновременно; парень то и дело покусывал их, словно никак не мог подыскать слова для начала объяснения. А вообще-то, если честно, то и все остальное на этом крупном лице было ничего себе — вполне подходяще. И, кажется, не только на лице…

«Подходяще для чего?» — поймала я «с поличным» свое женское начало и усмехнулась.

Было в этом Андрюше что-то фольклорное — но не наигранное, театральное, а настоящее, былинно-эпическое. Что-то от героев «Калевалы», от доброго пушкинского волшебника Финна и русского богатыря Алеши Поповича. Его можно было представить себе в каком угодно качестве, но меньше всего, пожалуй, — этакой компьютерной крысой, у которой вместо мозгов процессор, а вместо сердца — контролирующие устройства.

Я поняла, что начинать придется мне.

— Итак, что же вы молчите? Что вам угодно?

— Поговорить с вами, если не возражаете. Пожалуйста! — добавил он более просительно. — Это очень важно для меня…

— Раздевайтесь и проходите.

— Спасибо… Татьяна.

Он не заставил просить себя дважды и быстро освободился от дубленки. Под ней оказались черные брюки и жемчужно-серая водолазка: и то и другое сидело на парне, как на манекене в фирменном салоне. До меня долетел еле уловимый аромат мужской туалетной воды, который приятно дополнил впечатление. Первоначальная скованность гостя проходила на глазах. Уже совсем естественным движением, лишенным всякого кокетства, Андрей повернулся к зеркалу, извлек из кармашка расческу, быстро пригладил непослушные вихры и снова оборотился к ожидавшей его хозяйке: мол, я готов, куда прикажете?

Внезапно я почувствовала в себе способность к экспромту.

— Знаете что, Андрей? Я как раз собиралась что-нибудь приготовить на ужин. Кухарка из меня не ахти какая, но пиццу я, пожалуй, осилю. Что скажете?

Прежде чем сказать, парень широко улыбнулся. Улыбка у него тоже была очень славная.

— Здорово! Если честно, чертовски хочется есть: я ведь к вам прямо из милиции, меня там три часа продержали. И так напугали, что решил не тратить время на еду.