при такой погоде, несколько десятков их кружило в нескольких километрах от крепости, а залпы их орудий, словно магниевые вспышки, фотографировали море, вырывали из мрака их грозные силуэты.

Отвечали и наши корабли. Со стороны пролива в японцев били орудия нескольких канонерок. Не маневрирую, стоя на якоре, они лупили по врагу со всей возможной яростью. И какой-то крейсер непрестанно ухал пушками, озаряя внешний рейд шарами дымных вспышек. На нашей стороне где-то упали снаряды, взорвались, подняв высокие брызги и волну, но и японцам прилетело. Даже с моего места было видно, как рядом с их кораблями вспухали высокие сталагмиты.

От моего дома японцы были видны как на ладони. Вот они — в прямой видимости. Курсируют туда-сюда в кильватере флагмана, разворачиваются в след, словно послушные утята. И бьют из всех орудий, да так, что после каждого залпа вой летящих снарядов наполнял пространство, заставлял людей искать укрытия. А затем мощные взрывы, содрагающие землю. Даже возле нашего дома каменистая почва заметно вибрировала, что уж говорить от тех, кому эти снаряды предназначались.

Мне сама Золотая гора и Электрический утес видны не были. Лишь вспышки орудий их батарей фотографировали редкие облака, да взрывы японских снарядов поднимали в воздух облака пыли, которые, впрочем, сносились несильным ветром в сторону. Восемнадцатая батарея, что стояла совсем недалеко от нас, тоже била в море, но, в отличие от батарей на Золотой горе, никакого ответа от японца не получала. Для врага эта батарея была менее опасным противником.

Я спустился к самому берегу. Вышли мои архары, молчаливо уставились на беснующиеся вдали корабли. Там уже в кого-то попали и тот, вывалившись из общего строя, уходил в сторону, обильно паря. Видимо снаряды ему повредили или сами котлы, или же паропроводы.

— Сюда стрелять не будут? — с опаской спросил Петро.

— Не должны, — ответил я. — Если только случайно…

На том мои парни и успокоились. Петро через некоторое время убежал домой, но вскоре вернулся, принеся мне бинокль. И я его принял и стал созерцать далекую японскую эскадру. С удовлетворением отметил, что наши снаряды ложатся очень неплохо, фонтаны воды вздымались от их бортов в опасной близости.

Примерно через час бой завершился. Японец отошел на расстояние и его стало плохо видно. Наши батареи замолчали и над морем установилась прямо-таки оглушающая тишина.

— Все? Закончили? — вопросил меня Петро.

— Похоже, — пожал я плечами. — Отбили врага.

Мы постояли еще несколько минут, и уже собрались было уходить, как наши батареи вдруг снова ударили и японцы, которые за время затишья подошли ближе, ответили слитным залпом. Похоже, бой разгорался с новой силой.

— Вот что, ребята, — почесав в затылке, сказал я, — а тащите-ка сюда мою киноаппаратуру и монтируйте ее. Чем черт не шутит, может что-нибудь интересное снимем.

И они убежали. Через двадцать минут на самом краю прибоя поставили камеру, зарядили в нее пленку, прокинули кабель до принесенного генератора. Мне операторский стульчик поставить не забыли и я, воссев на него и припав глазом к объективу, стал искать виды. Снимать пока ничего не собирался — японец был слишком далеко от нас, да и света для хорошей съемки было откровенно мало.

Бой шел долго. Я сидел перед камерой еще часа два и уже устал глазеть на стрельбу. И ловить виды в камеру тоже перестал — надоело. Японец так и бил по нам с расстояния, не рискуя подходить. Но тут случилось что-то странное — среди грохота орудий вдруг послышалась пулеметная стрельба и частые ружейные залпы. Казалось, что противник был совсем уж рядом.

Я насторожился. Парни мои тоже встрепенулись и без команды дернули магнето у генератора. Тот утробно затрещал, вырабатывая ток.

И вот буквально в ту же минуту мимо нас, в каких-то двух-трех сотнях метрах пролетел вражеский миноносец. А за ним следом еще один и еще. Шли они быстро, разрезая волну, словно огромные ножи, и палили изо всех орудий. Даже матросы, что находились на палубе и те стреляли из личного оружия. А следом за ними показалось четыре гражданских судна. Они шли заметно тише, отставая от миноносцев, но и с этих судов шла активная ружейная пальба. Похоже, японцы снова предприняли попытку заткнуть внутренний рейд, затопив в фарватере брандеры.

Я включил камеру и мгновенно поймал в объектив подсвеченные прожекторами суда. Наши их тоже заметили, поняли опасность, что они представляют и открыли по ним шквальный огонь. Суда слабо маневрировали, принимали на грудь килограммы горячего свинца пуль и целые пуды снарядов, но и не думали останавливаться, а перли к проходу и перли. Но что-то было не в порядке в их курсе, брандеры промахивались и в свете луны и фейерверках разрывов они слишком поздно это поняли и не смогли отвернуть в сторону. Один из судов наскочил на мель прямо под самым Электрическим утесом, но идущие следом корабли, спешно заложив вправо, избежали подобной участи. Но и им не повезло. Пройдя совсем немного, они врезались в уже притопленные нашими флотскими ребятами корабли, где и нашли свою смерть под свинцом. Японцы на судах, поняв, что их затея провалилась, попрыгали в воду. Кто-то попытался спустить шлюпку и ему это даже удалось, да только ее тут же расстреляли, разметав утлое суденышко в щепки.

— Смотрите, Василь Иваныч, плывет кто-то! — воскликнул Данил, показывая пальцем на пенящийся берег. Я перевел камеру и точно — человек неуверенно греб к земле. Он был совсем близко. Взмахивал руками, едва держась на волне, и с каждой секундой приближался к нам. Наконец совсем скоро он ощутил под собою твердую почву и, выбравшись на берег, обессилено упал. Это был японец и, скорее всего, если судить по мундиру, офицер.

— Еще один, Василь Иваныч, — снова крикнул Данил и показал пальцем в сторону. Там, в море, метрах в тридцати от берега болталось еще одно тело. Живое или нет, пока было непонятно.

А тот офицер, который уже выбрался на землю и лежал обессиленный, от крика Данила вдруг встрепенулся, поднялся на колени и, что-то злобно затараторив, принялся расстегивать что-то у себя на животе. Но замерзшие пальцы не слушались хозяина, и японец все никак не мог совладать с неведомой застежкой. Отчего еще больше ругался, злился и бросал на нас бешенные взгляды. Отсюда мы не могли разглядеть, что же он там расстегивает.

— Да он же пьяный, сука! — понял вдруг Петро, что стоял рядом со мною.

А я все снимал и снимал. Этот японец целиком захватил объектив и поглотил мое внимание. Я припал к