Когда мистер Пи ушел, я еще долго сидел на крыльце и думал о своей жизни. Вот черт, и что теперь делать? Ощущение было, будто жизнь просто пнула меня по заду.

Какое же облегчение я почувствовал, когда мама и папа вернулись с работы.

– Привет, чувачок, – сказал папа.

– Привет, пап, мам.

– Младший, чего это у тебя такой грустный вид? – спросила мама. Она сразу всё просекает.

Я не знал, с чего начать, потому начал с самого большого вопроса.

– У кого есть надежда, у кого ее больше всего?

Мама с папой уставились друг на друга. Глаза в глаза. Как будто передавали радиосигналы какими-то встроенными антеннами. Потом оба посмотрели на меня.

– Ну ладно вам, – говорю, – вы должны знать. У кого больше всего надежды?

– У белых, – хором ответили родители.

Так я и думал, поэтому сказал то, что они меньше всего ожидали от меня услышать.

– Я хочу сменить школу.

– Хочешь ходить в Хантерс? – спросила мама.

Это другая школа на восточной стороне резервации, школа, переполненная детьми бедных индейцев и еще более бедных белых.

– Нет.

– Хочешь в Спрингдейлс? – спросил папа.

Еще одна школа на границе резервации, переполненная детьми самых бедных индейцев и беднейших из бедных белых. Да, на земле есть место, где бедные беднее, чем вы можете себе вообразить.

– Хочу в Риардан, – говорю.

Риардан – это фермерский городок богатых белых посреди пшеничных полей ровно в тридцати пяти километрах от резервации. Да, провинциальный, с фермерами, деревенщиной и копами-расистами, которые стопорят всех проезжающих мимо индейцев.

За ту неделю, что папа ездил через него, когда я был маленьким, его остановили трижды за ЕИВ – «езду в индейском виде».

В Риардане, однако же, лучшая школа штата – с компьютерным классом и огромной химической лабораторией, и театральный кружок, и две баскетбольные команды.

Дети в Риардане умнее и спортивнее, чем в любом другом месте. Они лучше всех.

– Хочу учиться в Риардане, – повторил я и сам не поверил, что произношу такое. Всё равно что «хочу полететь на Луну».

– Ты уверен? – спросили родители.

– Да.

– Когда хочешь начать?

– Прямо сейчас, – говорю. – Завтра.

– Ты уверен? – спросили родители. – Мог бы с начала семестра. Или со следующего года. Вместе со всеми.

– Нет, если я сейчас не перейду, то вообще не перейду. Я должен сделать это сейчас.

– Хорошо, – сказали они.

Ага, вот так просто. Как будто они только и ждали, когда я спрошу, можно ли мне учиться в Риардане, словно они ясновидящие какие-то.

Они, конечно, всегда знали, что я странный и амбициозный, так что, может, только и ждали, когда я выкину какой-нибудь странный фортель. А учиться в Риардане – нереально странный фортель. Но вот то, что родители так быстро согласились с моими планами, – вовсе не странно. Они хотят для нас с сестрой лучшей жизни. Сестра «поехала», чтобы потерять себя, а я уеду, чтобы что-то найти. И родители так меня любят, что хотят помочь. Да, папа у меня пьяница, мама – бывшая пьяница, но они не хотят, чтобы их дети стали пьяницами.

– Трудно будет возить тебя в Риардан, – сказал папа. – Переехать мы не можем себе позволить, а школьные автобусы отсюда не ходят.

– Ты будешь первый, кто таким же образом сбежал из резервации, – сказала мама. – Индейцы будут на тебя сердиться.

Тыдыщ, до меня дошло, что члены общины начнут меня третировать.

Итак, на следующий день после того, как я решил перевестись в Риардан и мои родичи согласились, я пришел к школе и обнаружил Рауди сидящим на своем обычном месте на школьной площадке.

Разумеется, в одиночестве. Его все боялись.

– Я думал, тебя отстранили, – сказал он. Это было у него вместо «я рад тебя видеть».

– Поцелуй меня в зад, – сказал я.

Я хотел бы сказать, что он мой лучший друг и я его ужасно люблю, но парни такого не говорят другим парням, и уж точно никто не говорит такого Рауди.

– Что, если я кой-что скажу тебе по секрету? – спрашиваю.

– Только без бабства.

– Без бабства.

– Ладно, тогда валяй.

– Я перевожусь в Риардан.

Глаза у Рауди сузились. У него всегда сужаются глаза, когда он собирается кому-нибудь врезать. У меня затряслись поджилки.

– Не смешно, – сказал он.

– Я не шучу. Я перевожусь в Риардан. И хочу, чтобы ты тоже перевелся.

– И когда же ты отправляешься в это воображаемое путешествие?

– Оно не воображаемое. Оно настоящее. Прямо сейчас. Завтра уже.

– Лучше кончай трепаться, а то разозлюсь, – сказал он.

Я не хотел его злить. Стоит Рауди начать злиться, он потом несколько дней не может перестать. Но он мой лучший друг, и я хотел, чтобы он знал правду.

– Я не пытаюсь тебя разозлить, – сказал я. – Я говорю как есть. Я перевожусь из резервации, чувак, и хочу, чтобы ты перевелся со мной. Давай. Это будет классное приключение.

– Я через этот город даже не езжу. С чего ты взял, что я хочу там учиться?

Он встал, смерил меня тяжелым взглядом и сплюнул на землю.

В прошлом году, в восьмом классе, мы ездили в Риардан играть с ними в футбол. Рауди был нашим лучшим квотербеком – распасовщиком, как, впрочем, и кикером, и центральным лайнбекером – защитником, а я был шестеркой, водоносом, и мы проиграли Риардану 45:0.

Проигрывать, конечно, невесело, что ж.

Никто не хочет быть лузером.

Мы все были в ярости и жаждали надрать им задницы на следующем матче.

Но спустя две недели Риардан приехал в резервацию и сделал нас со счетом 56:10.

Во время баскетбольных матчей Риардан победил нас дважды – 72:45 и 86:50, всего два наших поражения за баскетбольный сезон.