В этот момент неудержимый сон навалился на меня всей своей многопудовой массой, намертво припечатав к диванной коже.

…Проснулся я лишь к часу дня, но долго еще выплывал из мутных тревожных сновидений, ибо всем телом ощущал, как некая враждебная сущность словно бы придавливает меня обратно к дивану, обездвиживая и лишая последних сил. И лишь когда чрезвычайным напряжением век смог открыть глаза, сонный морок наконец отступил. А «враждебная сущность» из сна оказалась всего-навсего огромным черно-белым котом, уютно устроившимся у меня на груди. Вес у этого откормленного создания был далеко не хилый, поэтому я тут же предпринял попытку избавиться от него. Не тут-то было! Котяра неожиданно вонзил в меня острый частокол когтей. Судя по всему, он ни в какую не желал лишаться удобной «подстилки» в виде моей грудной клетки. И, как ни стыдно в том признаться, переместить его на пол мне удалось только после продолжительной и отчаянной борьбы.

Избавившись от веса и когтей шерстистого разбойника, я спешно натянул сандалии и спустился вниз. Оказавшись в безопасной зоне, еще раз сладко потянулся, вышел на крыльцо и… тут же прикрыл глаза ладонью: солнце било наотмашь!

– Ну вы прямо как памятник Ильичу на городской площади, – раздался поблизости смех Татьяны. – Вас, кстати, дедушка во дворе ждет. Так и просил передать: как только наш гость вырвется из лап Котофея, попроси, мол, его подойти ко мне.

– Да уж… – сконфуженно улыбнулся я, привыкая к солнечному свету. – Еле выбрался из объятий вашего разбойника. Похоже, вы этот шикарный диван именно ему на откуп отдали…

– Ну да. Когда диван еще внизу стоял, Котя успел его и обжить, и обмяукать, и обмурлыкать. Поэтому стоило нам перенести диван наверх, как он сразу туда же переселился и с тех пор чувствует себя его законным хозяином.

Так, отпуская милые шутки в адрес домашнего любимца, я в сопровождении Татьяны обогнул дом-теремок и увидел Федора Богдановича, который, стоя на одном колене, уверенными движениями обтесывал деревянный чурбачок.

– О, а вот и гость дорогой пожаловал, – отложил он при моем появлении топор в сторону. – Что ж, вовремя подоспел…

Помощь моя заключалась в сборке стропил для бани, заказанной Федору Богдановичу важным местным чиновником. («Надо же, и в такой глуши они водятся», – не без огорчения подумал я.) Работа оказалась для меня несложной: требовалось лишь подготовленные к сборке детали сильно стянуть и удерживать в таком положении до тех пор, пока мастер не скрепит их заранее выточенными на станке пробками. Во время совместной деятельности я присмотрелся к хозяину дома внимательнее. Хотя лицо его и было украшено строгой шкиперской бородкой, однако на прозвание «дед» он никоим образом не тянул. «На вокзале Татьяна проговорилась, что живет в этих краях уже почти двадцать пять лет, – начал я мысленно сопоставлять даты. – Ну, ей-то на вид больше и не дашь. Однако в таком случае Федору Богдановичу, коли уж она зовет его дедушкой, никак не может быть менее шестидесяти пяти. Но разве дашь ему даже пятьдесят? Да ни в жизнь! Директору нашего магазина вон сорок семь всего, а куда как старше выглядит. Тут же даже борода до сих пор черная, ни одного седого волоска! Странно как-то…»

Будучи изрядно смущен столь очевидным несоответствием, я в конце концов утешил себя мыслью, что кровного родства между хозяином дома и Татьяной может попросту и не быть. Бог знает, какие случаи сводят людей под одной крышей, тем паче в глухих деревнях! Может, на самом деле Таня – всего лишь приемная дочь Федора Богдановича, а дедушкой она называет его по сложившейся привычке либо чтобы подчеркнуть старшинство. На том и успокоился. К тому же в голове тем временем поселились уже новые, более насущные мысли, касающиеся главной цели моей поездки. Пора было определяться: либо тотчас раскланиваться с гостеприимными хозяевами и любым способом, пусть даже пешком, добираться до Энска, либо договариваться о сегодняшнем ночлеге здесь.

Федор Богданович словно прочитал мои мысли. Отложив в сторону очередную конструкцию, предложил сам:

– А не остаться ли вам, товарищ писатель, сегодня у нас? В городе вы ведь вряд ли теперь быстро найдете пристанище. Там на Ставропольской хотя и есть небольшая гостиница от бывшего коммунхоза, да только в сезон в нее не втиснуться. А ходить с просьбой о ночлеге по домам поздновато уже, боюсь, будет. После лихих девяностых наши люди теперь только до шести вечера незнакомцев на порог пускают, да и то не каждого. Так что оставайтесь, успеете вы в свой Энск. Посидим сегодня вечерком на веранде, о жизни покалякаем, может, пару-тройку идей и для ваших будущих книжек подкинем…

Предложение оказалось весьма своевременным, и жеманиться я не стал: чай, не барышня. Правда, оккупированный котищем диван придется либо отвоевывать, либо, на худой конец, делить по-братски. Ну да ничего, как-нибудь договоримся. Настроение мигом поднялось, и со стропилами для чужой бани мы покончили буквально за полчаса. Потом пили молоко, потом зачем-то ходили знакомиться с соседями слева, где тоже пили молоко, но уже с ванильными сухарями. А когда стало смеркаться, Татьяна предложила мне прогуляться до берега реки, чтобы полюбоваться оттуда огнями вечернего Энска.

Во время прогулки девушка вела себя отнюдь не деревенской скромницей: заливисто хохотала в ответ на мои немудреные шутки и не стесняясь опиралась на мою услужливо согнутую в локте руку. Меня, признаться, столь непосредственное ее поведение весьма ободрило. Вообразил даже, что угодил в истинно райское местечко, где все возможно и все достижимо. В конце нашей непродолжительной прогулки мы вышли к выдающемуся в сторону реки и украшенному тремя мощными березами мысу, совершили по нему своеобразный круг почета, постояли недолго прямо у кромки обрыва, полюбовавшись словно бы парящими над водой огоньками Энска, а потом двинулись в обратный путь.

На подходе к дому Татьяна умчалась вперед, чтобы подготовить мне постельные принадлежности, а я, оставшись один, задержался на вьющейся вдоль заборов тропинке: захотелось понаблюдать за уличными фонарями, образующими в ползущем с близкой воды тумане подобие чудесных световых пузырей. Увы, созерцательство мое очень скоро было прервано раздавшимся сзади странным звуком, и в ту же секунду какой-то тяжелый предмет с грохотом вонзился в один из столбов, поддерживавших ворота усадьбы Федора Богдановича. Приблизившись, я застыл в оцепенении: предмет оказался внушительных размеров топором. Когда же до меня наконец дошло, что прилетевший из темноты «гостинец» предназначался именно мне, я пулей шмыгнул в приоткрытые ворота, быстро захлопнул их за собой и лихорадочно трясущимися руками задвинул засов. После чего в три олимпийских прыжка достиг крыльца, а оттуда ужом скользнул в дом.

Пока переводил дыхание в сенях, попутно соображал, стоит ли сообщать о происшествии хозяину дома. В итоге, чуть успокоившись, решил, что не стоит. Было предельно ясно, что лично ко мне никто из обитателей Лисовок претензий не мог иметь априори, ибо я объявился здесь всего несколько часов назад и, соответственно, даже теоретически «насолить» никому не успел бы. Скорее всего столкнулся просто с дурацкой выходкой какого-то местного хулигана. А поскольку ничего страшного, по счастью, не произошло, говорить об имитации покушения было бы с моей стороны просто глупо. К тому же я отнюдь не собирался задерживаться здесь на сколь-нибудь длительный срок и, значит, вполне мог быть уверен в том, что подобный инцидент более не повторится.