— Ари…

Я осознала себя в его руках не сразу. Мы лежали на кровати, и он прижимал меня к себе, запустив пальцы в волосы. От его ласки было тошно… Я не понимала, как он может быть таким жестким и одновременно таким ласковым. И это сводило с ума.

— Не трогай меня, — мотнула головой, пытаясь высвободиться.

Тело все еще тлело от пережитого. А хуже всего — я заставляла себя вспоминать, что зверь — такой же враг, как и все тут. За прошедшие сутки все так поменялось, а нервы настолько издергались, что мне хотелось льнуть к нему и верить обещаниям. Только его «не дам выбора» отрезвляло.

— Я не могу не трогать, — отбрил он, напоминая, что мои желания для него ничего не значат.

Пришлось терпеть и надеяться, что завтра его больше не увижу. Но у него были другие планы — он сгреб меня в объятья и потащил в душ.

— Пожалуйста, оставь меня в покое, — закатила я глаза.

— Рот закрой, — глухо процедил и опустил меня на пол душевой. Было тесно, но чисто. — Мойся, и ко мне на кровать.

Я проглотила очередное «Пошел ты» и, сцепив зубы, выполнила его приказ, оставаясь под душем как можно дольше. Но он не спешил меня выцарапывать, а когда я вышла, застала его за возней с раной. Выглядела она откровенно неважно. Мужчина хмурился, сцепив зубы, поливая ее антисептиком. Я застыла, не спуская с него глаз.

Мы оба были растеряны и унижены обстоятельствами… Почему-то только сейчас, видя, как он горбится, склоняясь над раной, и терпит боль, я это осознала. Впору было сойти с ума от противоречий… или правда хотя бы на сегодняшнюю ночь перестать с ним бороться? Сил не было.

— Давай помогу, — шагнула к нему. Он скосил на меня глаз, но возражать не стал — отдал антисептик и бинты. — Кто это тебя?

— Волк.

— Они что, посадили тебя к волку и сделали ставки? — подняла на него взгляд, но, наткнувшись на его, вернулась к ране. — Твари…

Он молчал. Терпел процедуру стойко, а когда я забинтовала рану, потянулся к штанам:

— Спасибо.

В этот момент по коридору заскрипели колеса тележки, и вскоре двери открылись:

— Ужин, — обозначил охранник причину своего появления.

Я плотнее закуталась в полотенце, пока на оборотня наставили оружие, чтобы спокойно закатить тележку.

— Голодна? — поинтересовался зверь спокойно, только в коридоре вдруг послышались быстрые шаги, и в камеру быстрым шагом прошли двое солдат с оружием.

Один остался на входе, второй двинулся внутрь:

— Что ты сделал с камерами? — потребовал он сурово.

Зверь молча выпрямился, всем видом показывая, что отвечать не собирается. А мне вдруг стало страшно.

— Что. Ты. С ними. Сделал?

Охранник чеканил требовательно каждое слово, приближаясь, а мне хотелось забиться под кровать, чтобы сбежать из эпицентра напряжения. Зверь вдруг скользнул между нами и тут же согнулся от резкого удара в живот.

Я вскрикнула:

— Что вы делаете?!

— Рот закрой! — рявкнули мне, и оборотню прилетело по лицу кулаком.

Он только головой мотнул, падая на колено, но тут же медленно выпрямился перед человеком:

— Я буду рвать тебя на части неспеша, когда доберусь, — оскалился он, и его хриплый голос заставил съежиться не только меня.

Ублюдок-охранник тоже дрогнул, выкатив глаза.

— Ты живешь тут еще только потому, что нужен этим ученым в качестве подопытного материала, — прошипел он.

— Курт, — позвал его второй, нервно перехватывая ствол ружья, — пошли. Наши завтра починят камеры.

Курт презрительно хмыкнул и развернулся к выходу. Когда двери с грохотом закрылись, зверь медленно сгорбился, тяжело выдохнув.

— Ложись, — подскочила я, не думая, и подхватила его под руку. — Давай…

Он, к счастью, повиновался, а я метнулась в ванную за мокрым полотенцем. Не лед, так хотя бы холодная вода немного поможет от стремительно наливавшейся гематомы на скуле.

— Спасибо, — тихо прохрипел, когда я залезла рядом и приложила полотенце к его лицу.

— Не за что, — глухо выдавила… и почувствовала, как по щекам покатились слезы.

Сдержать эмоции не удалось, и вскоре я уже полноценно рыдала. Он молчал. Лежал, положив руку поверх ушибленного живота, и будто пережидал мою истерику. Хотя откуда мне знать, что у него в мыслях?

— Как ты сюда попала? — вдруг спросил он.

— Мне позвонили из службы занятости, — я шмыгнула носом. — Платить обещали так хорошо, что я даже не задумалась.

— Так нужны деньги? — открыл он глаза.

— Думала поступать осенью в Смиртоне. Поэтому да, нужны… — Голос охрип.

Я вытерла слезы свободной рукой и обняла колени, ежась в комок.

— Сколько тебе лет?

— Двадцать два…

Он болезненно поморщился, тяжело вздыхая, и снова прикрыл глаза, а я пустилась рассматривать его вблизи. Спросить, сколько лет ему, не решалась. Но прежнего желания ничего о нем не знать уже не было.

— Как тебя тут найти?

Я моргнула, не понимая, и он снова устремил на меня свой режущий взгляд:

— Если вдруг тебя не приведут когда-нибудь, а мне удастся выбраться…

— Сегодня меня вернули в жилой корпус для обслуживающего персонала. По главному коридору если идти, то он четвертый по счету.

— Что еще тут есть? — сузил глаза пытливо.

И я рассказала все — что, где, сколько персонала, отсеков, оборотней и клеток. И что людей в черных спецформах вижу впервые.

Он выслушал меня внимательно, потом медленно сел, едва успела перехватить мокрое полотенце:

— Давай есть.

— Я не хочу.

— Ари, надо есть, — устало поднялся он, и я впервые испытала к нему жалость. — Не давай им лишнего повода тащить тебя в медотсек.

— Они все равно будут таскать, — возразила. — Мы теперь с тобой подопытные экземпляры. Не пойму, что они хотят найти…

— Слабое место, — взялся он за тележку и покатил к кровати. — Таких, как я.

— И в чем же слабое место? — подобрала я ноги.

— Ты теперь мое слабое место. — Он снял крышку с подноса. Еда была простой — тушеное мясо, овощи. Но оборотень все равно ко всему придирчиво принюхался, прежде чем наложил мне тарелку. — Ешь.

— Ты можешь мной не командовать? — возмутилась я.

— Может быть когда-нибудь смогу, — посмотрел на меня. — Поешь, пожалуйста. Тебе нужны силы.

— Я не могу есть, когда у меня стресс. Но меня все равно накормили стейком — не переживай. Ужинай сам.