— Я не могу получить работу.

Определенно, она пропустила несколько рюмок. Я подумал, не собирается ли она попросить у меня какой-нибудь химии, которую я давать не намерен, которой у меня нет.

— Я думал, ты только что закончила работу в этом сериале, в "Юристах".

— Да, — ответила она. — Я сыграла девушку с бутербродами, которая доставляет обед в юридическую контору. Я была так счастлива. Я вкладывала в роль всю душу. Я старалась быть женственной девушкой с бутербродами, незабываемой девушкой с бутербродами, но меня попросили не форсировать. Поэтому я стала просто девушка с бутербродами. У меня был текст: "Мистер Андерсон, вам как вчера?" И я его произнесла идеально, с одного дубля. И на этом всё кончилось. Я смотрела на главную героиню, на Кэти Мерло — представляешь, какое дурацкое имя? Мерло? Почему не Сюзи Каберне? — и знала, что я не хуже, но в центре внимания она, вокруг нее вьются и визажисты, и массажисты, и...

Филипа говорила и дальше, но я перестал слушать. К этому времени ее тело в кресле стало похоже на японского бумажного журавлика — руки, ноги, локти, щиколотки торчали во все стороны. Она даже не закончила последнюю фразу — просто звук затих. Думаю, у нее в голове сменился предмет разговора. А губы по инерции продолжали старую тему, не подозревая, что у них кончились боеприпасы. Она спросила, сколько мне лет.

— Тридцать три, — ответил я.

— Я думала, тридцати еще нет, — сказала она.

Я пояснил:

— Я не бываю на солнце.

Она сказала:

— Наверное, очень стараться приходится.

Ай, молодца, подумал я, подколола. Но Филипа затихла. Как ни странно, казалось, ее отвлекает моё присутствие, сама личность человека, с которым она говорит. Ее взгляд, прежде беспокойный и метавшийся, упал на меня и остановился. Она развернулась в кресле так, что ее колени уставились прямо на меня, от чего перспектива укоротила ее бедра, но это скрыла тень от ее юбки. Мне сделалось не по себе, но в то же время я ощутил намек на эрекцию.

— Когда у тебя день рождения? — спросила она.

— Двадцать третье января.

— Ты Водолей, — сказала она.

— Наверное. А у тебя? — спросил я.

— Скорпион.

— Я имею в виду — день рождения.

— Пятнадцатого ноября.

Я сказал:

— А год?

Она сказала:

— Семьдесят четвертый.

— Пятница, — сказал я.

— Да, — сказала она, не заметив моего трюка. — Ты с кем-нибудь встречаешься?

— Да, конечно, — сказал я. — С агентессой по недвижимости.

— Это эксклюзивно?

— Нет, — ответил я. — Но ей бы этого хотелось.

Тут она запнулась. Вздернула голову, как Тигр.

— Постой минутку, откуда ты узнал, что пятница? — выговорила наконец она.

Как ей объяснить то, что я не могу объяснить себе?

— Просто я такое умею, — сказал я.

— То есть как?

— То есть я не знаю. Просто я это могу.

— Что было восьмого апреля 1978-го?

— Суббота, — сказал я.

— Боже, очуметь можно. Ты прав, это день рождения моего брата, он родился в субботу восьмого апреля 1978 года. А шестого января 1280-го?

— Вторник, — сказал я.

— Врешь? — спросила она.

— Нет.

— Чем ты зарабатываешь на жизнь, и не найдется ли у тебя вина?

— Вина нет, — сказал я, ответив на один вопрос и пренебрегая другим.

— А ты хочешь вина? У меня есть наверху, — сказала она. На что спорим — открытое, подумал я.

— О`кей, — сказал я, зная, что пить не буду. Филипа извинилась — "я щас" — и побежала к себе. Я остался сидеть в кресле, царапая ногтями его клетчатую обивку. Вскоре она вернулась с бутылкой красного.

— Блядь, — сказала она. — У меня только мерло. — Филипа налила себе полный стакан и, развернувшись ко мне, спросила: — Так чем, ты говоришь, ты занимаешься?

Мне хотелось показать, что я при работе, и потому я изменил некоторые глагольные времена. Главным образом прошедшее и настоящее.

— Я кодирую корпоративную переписку. Важные сообщения, если их доверить компьютеру, легко взламывают хакеры. И вот фирмы ищут низкотехнологичных парней, чтобы обзавестись системой кодировки, написанной от руки. Я разработал систему, основанную на слове "флоцинауцинигилифимбриляция"...

Филипа отключилась. Это доказывает, насколько скучна правда. Она осушила свой бокал до дна, а я знаю, что творит вино. В данный момент я, наверное, выгляжу для нее, как Пирс Броснан. Она встала и подошла ко мне, оперлась обеими руками на подлокотники и наклонилась. Я продолжал говорить о кодах. Она провела губами по моей щеке.

Я знал, что я для Филипы. Мгновение. И она привязана к Брайену, несмотря на недавние тучи на горизонте. И я был привязан к Элизабет, хоть она и не знала, как меня зовут. И я знал, что если мы с Филипой не упустим этот момент, наш подъезд изменится навсегда. У каждого шага появится новое значение. Станет ли она меня избегать? Стану ли ее избегать я? Что будет, если она встретит Элизабет? Догадается ли Элизабет? Женщины ведь телепаты в худшем смысле слова. С другой стороны, я знал, что если сегодня мы с Филипой покувыркаемся, это введет меня в пантеон незабываемых романов и исторических адюльтеров. У тайных связей богатые традиции. Чем более я об этом думал, тем менее это напоминало разок по пьяни, сдвигаясь в сторону высокой литературы. И вероятно, это мой единственный шанс стать героем романа.

К этому времени ресницы Филипы трепетали на моей щеке, и я чувствовал губами ее дыхание. Обеими руками я вцепился в подлокотники, как на американских горках. Моя нижняя губа оттопырилась, и дальнейшего совращения от меня не потребовалось. Она взяла меня за руку и повела в мою собственную спальню. Я уверен, что Филипу соблазнило моё главное достоинство — прическа от "Точных ножниц". Я сухощав, как бейсбольный питчер, и персонал "Точных ножниц" знает, как занавесить мне лоб челкой по номинальной цене. Тем самым, без всякой похвальбы, я даю вам понять, что могу быть физически привлекателен. Плюс — я чистоплотен. Я чист, будто меня только что помыли в автомойке, отдраили бархоткой и завернули в пальмовые листья с имбирной отдушкой. Моя отменная личная гигиена в сочетании с простецкой челкой однажды заставила мою бывшую почтальоншу написать мне записку вызывающего содержания. Филипа никогда не видела, чтобы женщины осаждали мою квартиру, так что она знала, что я не донжуан, и я начинаю подозревать, что она придерживала меня на тот случай, если ей вздумается поквитаться с любвеобильным Брайеном.

Я никогда не лез в чужие отношения. Не только из уважения к себе, но и из уважения к тому парню, однако Брайен — дубина, Филипа — сильфида, а я — мужчина, даже принимая во внимание тот факт, что не могу перейти улицу из-за бордюра.