Румальдо родился, когда Чиките сравнялось два года и семь месяцев. В первых родах Сирения стонала и извивалась на постели, словно одержимая, а мальчик на удивление легко выскочил на свет. К всеобщему облегчению, он оказался крупным и крепким. «Этому уже месяца два!» — высказалась Минга, прикидывая, что в младенце у нее на руках добрых фунтов девять. Ростом он был со старшую сестру.

Война между кубинцами и испанцами шла почти четыре года, и через несколько дней после вторых родов остро заточенное мачете одного мамби снесло голову с плеч родичу Сирении, сражавшемуся на стороне колонизаторов. На сей раз молоко у родильницы не пропало, разве что стало пожиже, но это не помешало кормить младенца. Как большинство обитателей острова, Сирения привыкла жить в постоянном ужасе.

Не прошло и года, как подоспели двойняшки Кресенсиано и Хувеналь, очень разные, но оба долговязые. Война все не кончалась. А после короткой передышки семейство пополнилось прекрасной восьмифунтовой девчушкой. Выбирая имя младшей дочери, Сирения взбунтовалась против указаний святцев и вопреки протестам доньи Лолы назвала малышку Манон в честь героини романа аббата Прево, который прочла на последних неделях беременности.

Пытались ли Сенда посредством четырех новых отпрысков оправиться от постигшей их вначале трагедии? Возможно. Дух человеческий имеет множество уголков, куда не под силу заглянуть другим людям. Может, сами того не сознавая, они хотели доказать родственникам и знакомым, а также себе, что в «осечке» с Чикитой следует винить не свойства крови, а божественное провидение.

Муж с женой всегда были ласковы ко всем своим детям, но старшую баловали до невозможности и отдавали ей предпочтение перед остальными. Пока младшие дети тянулись к солнцу, как колоски, Чикита, казалось, была обречена остаться размером с куклу.

— В самый нежданный день она рванет вверх так, что мы все рты пораскрываем, — предсказывал доктор Картайя всякий раз, как навещал крестницу, чтобы подбодрить родителей. Но предсказание не сбылось. В восемь лет в девочке было чуть более двух футов. Позже ее тело нехотя набрало еще два дюйма и наотрез отказалось расти дальше.

Глава II

Первые карлики. Рустика, Сехисмундо и тайные церемонии. Чикита декламирует «Бегство горлицы» на званом вечере. Кончина доньи Лолы и бдение по ней. Путешествие в Ла-Маруку. Старый сахарный завод. Дон Бенигно, Пальмира и незаконнорожденные отпрыски. История Капитана, невидимого пса. Пожар, безумие и развалины.

Довольно долго — потому ли, что ее почти не выводили из дома, потому ли, что в Матансасе жило мало таких людей, — Чикита сталкивалась с крошечными существами только в сказках. Она вовсе не равняла себя с ними, но холодно и отстраненно оценивала их поведение. К примеру, она находила непростительным, что семи гномам настолько застили глаза драгоценные камни и золото, что они отправились в горы и тем самым обрекли Белоснежку на верную погибель от рук злой мачехи. Еще меньше ей нравился Румпельштильцхен. По ее разумению, то, что он помог мельниковой дочке превратить солому в золото и выйти замуж за короля, не давало ему никакого права отбирать у несчастной первенца.

Но хуже всех был Мальчик-с-пальчик. Да, он умен и находчив, но у него было каменное сердце. Ничтоже сумняшеся он обманул великана, и тот обезглавил семь своих спящих дочерей. «Он ведь хотел спасти братьев!» — увещевала донья Лола, но внучка отказывалась оправдывать ужасное преступление и долго по ночам мучилась кошмарами, в которых отрубленные головы юных великанш катились вниз с ложа, а девственная кровь, густая и кипящая, толчками лилась из перерезанных артерий на шеях.

Мальчик-с-пальчик наверстывал неудобства крохотного роста хитростью и пренебрежением к сомнениям нравственного свойства. Значит, таковы правила игры? Ей тоже придется приспособиться и прибегать к уловкам и коварству, чтобы выжить во враждебном мире, сотворенном не по ее мерке? Ей во всем потакали родичи и рабы, и она не знала, ждет ли ее другая, более суровая и опасная жизнь, в которой любые способы борьбы пойдут в ход.

С самого детства Чикита задавалась вопросом о причине своей малости и лишь делала вид, что удовлетворяется объяснениями родителей, ссылавшихся на волю Божию и тайны природы. Прочтя «Путешествия Гулливера», она стала мечтать, чтобы Матансас превратился в Мильдендо, столицу Лилипутии, и окружающие ее родственники, друзья и слуги уменьшились до ее роста. Как было бы чудесно жить в таком месте, где Человек Гора Лемюэль Гулливер выглядел исключением, а не правилом.

В один прекрасный день Чикита помогала матери подрезать розы в палисаднике, когда колокольчик у решетки зазвенел и они увидели нищего. Это был дряхлый, босой и оборванный негр. В одной руке он держал мешок, в другой — кастрюлю.

Чикита и раньше встречала таких бедолаг, приходивших в особняк за едой, но этот отличался от прочих ростом — вполовину обычного. Она зачарованно и внимательно оглядывала тело нищего: грязные кривые пальцы с длинными желтыми неровными ногтями, нелепо выгнутые лодыжки, покрытые гнойными язвами, выпяченную грудь, худые и короткие, как у тряпичной куклы, руки, несоразмерно огромную голову, уши, словно у летучей мыши, и красные глаза навыкате, смотревшие жалобно.

— Подайте Христа ради, сеньора, — завел нищий, и Чикита отметила, что голос его лишен гармонии, как и весь облик.

— Минга, Нарсиса! — закричала Сирения и стала перед Чикитой, чтобы она не смотрела на незнакомца. — Принесите поесть этому христианину!

После чего стремительно подхватила дочку на руки и убежала в дом. Удаляясь, Чикита бросила последний взгляд на нищего. Карлик заметил ее, и на его лице заиграла кривая благодушная улыбка.

Сирения остановилась только в кухне.

— Подайте ему что угодно, — велела она рабыням, — и чтобы духу его здесь не было! И наперед скажите, пусть присылает кого другого за едой!

Мать поставила ее на пол, и Чикита поспешила к зеркалу. Она тщательно оценила длину своих рук и ног, размер туловища и головы, весь силуэт. Чуть не плачущая Сирения упала на колени рядом с ней.

— Не бойся, моя родная, — сказала она. — Это был просто бедный карлик.

— Такие они, карлики? — удивилась Чикита, вспоминая картинки в книжках, на которых Румпельштильцхен, семь гномиков и прочие лилипуты выглядели очень по-разному. — Такие они на самом деле?

— Всякие. Обычно не такие грязные и уродливые.

Полагая, что прогулка поможет забыть о неприятном происшествии, Сирения приказала заложить пролетку, и они отправились в гости к Канделарии, жившей в конце улицы Рикла. Однако поездка оказалась иллюстрацией к поговорке «из огня да в полымя», поскольку перед шляпным магазином