Она попыталась повернуться и увидела на простыне кусочек разорванных колготок. Это напугало ее больше всего остального. Значит, он не собирался возвращать ей одежду.

– Что вам нужно? – уже дрожащим голосом спросила Оксана.

– Молчи, – прошипел он, наклоняясь к ней. – Лучше молчи. – И сорвал с нее бюстгальтер.

– Не нужно, – простонала она. – Пожалуйста, развяжите мне руки. Я могла и сама раздеться. Только сегодня не нужно. Давайте завтра. Сегодня я не могу...

Вадим презрительно усмехнулся. Очевидно, подобные уговоры на него не действовали. Он сильно сжал ее в своих объятиях.

– Но почему так грубо? – прошептала Оксана. – Я же вам говорю, что сегодня нельзя...

Его руки уже срывали с нее остатки одежды, когда он неожиданно замер и громко выругался. У нее действительно были месячные. Увидев это, он окончательно разозлился. Несколько месяцев готовиться к этому дню, все продумать, ходить на эту стройку, выбирать нужное место – и столкнуться с такой неожиданностью, которую никак не мог предусмотреть!

Он снова выругался.

– Я же вам сказала, что сегодня нельзя, – испуганно повторила Оксана. – Развяжите мне руки. Здесь холодно, и мне больно лежать на полу.

Она боялась смотреть на его лицо. Это было лицо совсем другого человека. Или даже не так. Это была мертвая нечеловеческая маска. Он часто задышал, словно пытаясь унять собственное сердцебиение. Затем зарычал и резко повернул ее к себе спиной. Она почувствовала его прикосновение, попыталась крикнуть, но он уже зажимал ей рот своей сильной ладонью. Она забилась в его руках, начала хрипеть, а он продолжал стонать, сотрясаясь всем телом.

Через несколько минут все было кончено. Он опустил ее на простыню и лег рядом. Попытался успокоиться. Кажется, все прошло почти нормально, если не считать этой неожиданности. Затем погладил ее по голове, испытывая к своей жертве какое-то чувство жалости и сострадания. Готов был даже заплакать от умиления, глядя на ее изогнувшееся тело. Он поднялся и начал одеваться, стараясь больше не смотреть на несчастную женщину.

Вытащил из-под нее простыню, сложил ее одежду и простыню в портфель, обувь выбросил куда-то вниз, а тело оттащил в угол и засыпал строительным мусором. Спустился вниз и направился к выходу. Уже на самой площадке его окликнул охранник, но Вениамин, ускоряя шаг, прошел дальше. Охранник посмотрел на спешащего мужчину и махнул рукой. Наверное, кто-то из проверяющих, задержавшийся на площадке. В последнее время их так много шныряет на стройке. А этот, в очках и с портфелем, видимо, начальник.

Вениамин спешил на вокзал. Через полтора часа поезд увозил его обратно в Россию. В купе рядом с ним оказалась семья, мать и двое маленьких детей – девочки-близнецы шести лет. Они весело щебетали и доверчиво льнули к незнакомому мужчине, рассказывая ему, что их старший брат Павлик совсем не слушается мамы и даже позволяет себе не завтракать по утрам. Мать, полная женщина лет тридцати пяти, ласково улыбалась попутчику.

– Дети сразу чувствуют хорошего человека, – убежденно сказала она.

Вениамин встал и направился в туалет. Вымыл руки, лицо, вытерся носовым платком и посмотрел на себя в зеркало. Снял очки, которые он надевал, выезжая в другие города, чтобы несколько изменить свой облик. Очки были с обычными стеклами, но облик менялся до неузнаваемости.

– Я превратился в психопата, – прошептал он, – в настоящего зверя. Это уже второй случай. Что дальше делать?

Вениамин боялся признаться даже самому себе, что ему понравился и этот опыт. Даже такой, не совсем обычный, к которому раньше он и не думал прибегать. Ему нравился сам процесс насилия, нравилось пробуждавшееся вожделенное чувство силы, когда все органы послушно и четко работают. Он тяжело вздохнул и тихо проговорил:

– Значит, нужно продолжать. Теперь можно искать и в «родных краях». Надо только тщательно все подготавливать, чтобы исключить всякую неожиданность. Хотя, наверное, все неожиданности исключить невозможно.

Вениамин вернулся в купе. В эту ночь он спал спокойно, словно ребенок. А утром чувствовал себя так хорошо, что уже не задавал себе тревожных вопросов.

Осмотр места происшествия в Павловске затянулся до полудня, после чего они сразу отправились в аэропорт, откуда должны были вылететь через Москву в Курган. Дронго недовольно поморщился при виде самолета, а устроившись в кресле, тут же попросил стюардессу принести ему немного коньяка. Сидевший рядом Резунов осторожно спросил:

– Не любите летать?

– Терпеть не могу, – признался Дронго. – Но что делать? Как попасть в Курган за один день? Возвращаться в Москву и потом трястись по железке два дня? У нас просто нет столько времени. Приходится терпеть.

В этот момент самолет довольно ощутимо тряхнуло. Он опять подозвал стюардессу.

– Принесите еще коньяк. – И добавил: – Боюсь, сегодня я буду нетранспортабелен.

– Ничего, – ответил Резунов, – мы все равно прибудем туда поздно вечером. Все наши мероприятия придется перенести на завтра. А Казбек Измайлович, кажется, заснул.

– Железный человек, – восхитился Дронго. – Он ведь намного старше нас обоих, а его силе позавидует любой молодой человек.

– Всегда хотел узнать, – неожиданно спросил Резунов, – это правда, что в молодости вы дрались с самим Миурой?

– Правда, – немного помолчав, ответил Дронго. – Только не дрался, а лишь пытался защитить свою жизнь. Несколько секунд чудом продержался. Потом он меня все равно убил бы, если бы не подоспели мои товарищи.

– Тогда зачем вы полезли в драку? Он ведь известный спортсмен.

– Молодой был, глупый, самонадеянный. Я занимался немного боксом, немного карате. При моем росте в метр восемьдесят семь я весил тогда около восьмидесяти пяти килограммов – почти идеальное соотношение веса и роста. Было два варианта: либо попытаться сбежать, либо драться. Я рискнул, хотя сейчас понимаю, что это было просто глупо. Сейчас бы я просто сбежал.

– Сейчас понятно, – улыбнулся Резунов, – прошло столько лет.

– С возрастом мы становимся мудрее, – печально заметил Дронго, – зато силы уже не те. Одно дело – драться в двадцать девять, и совсем другое – пытаться в сорок девять. Разные варианты. Хотя у меня был и другой случай, менее известный, но уже в Америке, в одном из баров Лос-Анджелеса. Мой визави пришел на встречу с двумя чемпионами-тяжеловесами по боксу. Две такие черные громадины стояли за его спиной, примерно моего роста и в несколько раз шире. Достаточно было посмотреть на них, чтобы понять – шанса нет ни одного. Я немного занимался боксом и прекрасно представляю, что такое американский профессиональный бокс. Это гораздо хуже, чем драка на улице. Эти двое ребят могли спокойно уложить всех находившихся в баре людей, а там было человек пятьдесят. Один удар профессионального боксера-тяжеловеса может отключить вас на всю оставшуюся жизнь. Они не сделали бы из меня отбивную котлету только потому, что их первый удар стал бы для меня и последним. Но мне нужно было поговорить с их боссом и рассказать о неприятных для него вещах. Я, конечно, сказал все, что должен был, но это было очень опасно. Он мог в любой момент разозлиться, и я бы наверняка не продержался и трех секунд против этих громил. Но все обошлось... Уже позже я понял, какой участи чудом избежал. – Он помолчал немного и добавил с улыбкой: – Но вообще-то лучше не проводить подобных экспериментов. Хотя в нашей профессии иногда приходится рисковать.