Мерелан недоуменно уставилась на Бетрис, потом рассмеялась.

— Нет уж, если б Роби перевирал мелодию, об этом Петирон непременно бы упомянул! Ведь тогда к помехе добавилось бы еще и оскорбление!

Она ненадолго умолкла.

— А знаешь, ведь Роби подпевает и мне, когда я занимаюсь вокалом. Раньше я этого как-то не осознавала. Ну, хватит, золотце мое. — Она вытерла Робинтону глаза уголком одеяла, которое малыш по-прежнему продолжал пихать в рот. — Твой папа на самом деле вовсе не хотел на тебя кричать…

Бетрис скептически хмыкнула.

— Но нам все-таки нужно сидеть тихо, когда папа работает дома.

— У него есть собственная студия, — заметила Бетрис.

— Ее попросил на время Уошелл — ему нужно было поговорить с родителями учеников, явившимися без предупреждения.

— Уошелл мог бы выбрать для этого какое-нибудь другое место.

— Ну вот, радость моя, теперь мы будем с тобой петь вместе, но так, чтобы папа не знал. Пусть он спокойно занимается своей важной работой.

— Ха! Своими несравненными музыкальными произведениями, полными глубочайшего смысла! Ох, прошу прощения! — Бетрис прикрыла рот ладонью, но на лице у нее не заметно было ни малейшего следа раскаяния. — Нет, я, конечно, знаю, что Петирон — величайший композитор из всех, рождавшихся за последние два века, но скажи мне, Мерелан, он вообще в состоянии сочинить какую-нибудь простенькую мелодию, которую мог бы спеть любой нормальный человек, а не только его собственный сын?

Поднявшись со своего места, Бетрис подошла к встроенному в стену шкафу.

Мерелан задумчиво взглянула на Бетрис. Она ничуть не обиделась на повитуху.

— Ну, да, он пишет довольно сложные вещи, это верно. — Она лукаво улыбнулась. — Просто ему нравится украшать мелодию.

— Так вот как он это называет? Ну а мне подавай несложную музыку — такую, чтобы брала за душу и сразу запоминалась, — заявила Бетрис. — Но, впрочем, всем известно, что я в музыке ровным счетом ничегошеньки не смыслю, хоть и прожила в браке с главным арфистом вот уже полных тридцать Оборотов. Иди ко мне, мой маленький. У меня есть для тебя кое-что повкуснее одеяла. — И с этими словами она вручила Робинтону сладкую палочку. — Думаю, тебе понравится мята.

Малыш и так уже почти перестал всхлипывать, а при виде подарка и вовсе просиял.

— Пасибо.

Он поудобнее устроился у мамы на коленях, принял предложенную конфету и, прижавшись для спокойствия к маме, принялся сосать леденец.

— Я вовсе не критикую Петирона, Мерелан, — серьезно произнесла Бетрис.

Мерелан мягко улыбнулась.

— Все, что ты сказала, Бетрис, чистая правда. Но, в общем-то, с Петироном намного легче иметь дело, когда он разговаривает, а не что-то сочиняет.

— Вот только сочиняет он чаще… Мерелан рассмеялась.

— Петирон — человек сложный, — покровительственно произнесла она. — Таким уж он уродился.

— Гм. Да он, можно сказать, счастливчик, раз ему досталась жена, которая относится к нему с таким пониманием, — многозначительно заметила Бетрис, — и которая способна петь его творения, и для нее это так же легко и просто, как дышать.

Только тс-с-с, — Мерелан прижала палец к губам. — Иногда мне приходится здорово потрудиться, чтобы удержаться на том уровне, который он задает.

— Быть не может! — деланно удивилась Бетрис, а потом широко улыбнулась певице.

— И тем не менее это правда, но… — лицо Мерелан смягчилось; сейчас на нем читалась гордость за мужа, — это здорово — когда тебе выпадает случай испытать свои силы в таких великолепных произведениях.

Бетрис кивком указала на Роби, который от радости успел измазать конфетой руки, мордашку и одеяло.

— А что ты станешь делать с ним?

— Ну, первым делом я позабочусь, чтобы мастер Уошелл никогда больше не занимал студию Петирона, — отозвалась Мерелан с обычной своей спокойной решимостью. — И постараюсь не оставлять этих двух красавцев наедине, если только Роби не будет крепко спать.

— И это опять создаст тебе лишние сложности, — фыркнула Бетрис.

Мерелан пожала плечами.

— Примерно через Оборот днем Роби уже будет играть с другими детьми. Так что особых жертв от меня не потребуется. Верно, мой маленький?

— И то правда, — со вздохом согласилась Бетрис. — До чего же быстро дети вырастают и покидают родителей…

И она снова вздохнула.

Мерелан почувствовала, что к ней что-то прилипло; оказалось, Робинтон выронил леденец.

— Нет, ну ты видела такое? — тихонько спросила она и улыбнулась, с любовью глядя на сына. Роби спал, и тень от густых ресниц падала на щеку.

— Так уложи его тут, пусть поспит.

— Как же я его оставлю? — принялась отнекиваться Мерелан. — У тебя и своих дел хватает.

— Ничего, спящий ребенок мне не помешает. А ты пока пойди займись собой. А то ты в последнее время только и делаешь, что либо с ним хлопочешь, — Бетрис указала на Робинтона, — либо с ним возишься, — и она ткнула пальцем в ту сторону, где находилось жилище Мерелан.

— Ну, если ты и вправду не против…

— Ни капельки. Или, может, ты хочешь помочь мне со штопкой?

И Бетрис рассмеялась, увидев, как проворно Мерелан подхватилась со своего места, заслышав это предложение.

* * *

Когда Роби пошел третий Оборот, он как-то раз подобрал небольшую дудочку, оставленную кем-то на столе. Дудочка была не папина — это Роби знал точно. Папа никогда не играл ни на дудке, ни на флейте. Ну, а раз она была не папина, ее можно было взять и поиграть с ней. Роби подул в дудочку, затыкая дырочки пальцами — он видел, как это делают взрослые. Они с легкостью извлекали из дудочки самые разные мелодии, а у Роби сперва ничего не получалось. Но он старался и вскоре добился первых успехов — не забывая, что нужно играть как можно тише.

Мальчик, конечно, не знал, что эти попытки не остались незамеченными, ведь у мамы был очень чуткий слух. И поскольку мелодия у Робинтона раз от раза выходила все лучше, Мерелан от души порадовалась. Ведь бывало, что даже у самых музыкально одаренных родителей рождался ребенок, лишенный слуха либо не имеющий ни малейшего желания развивать врожденные способности. Интересно, долго пришлось бы успокаивать Петирона, если б их сын оказался бездарем? Ведь Петирон непременно решит выучить своего единственного ребенка на музыканта. Теперь тревога Мерелан улеглась. Роби не просто питал слабость к музыкальным экспериментам — у него была хорошая память и, похоже, превосходный слух.

Когда Петирон уходил заниматься с учениками, Meрелан частенько насвистывала простенькие мелодии, а Роби слушал. Петирон не разрешал ей свистеть — может, потому что сам этого не умел, а может, потому что считал свист неженственным. Второе даже больше походило на правду. Как бы сильно Мерелан ни любила мужа, некоторые его убеждения — включая и это — казались ей совершенно бессмысленными.