— Мое тело жаждет тебя, — говоришь ты.

Самое красивое предложение, которое я слышала за жизнь.

Мой плохой английский недостоин твоему красивому языку.

Я думаю, что влюбляюсь в тебя, но моя любовь не может быть достойна твоей красоте.

А потом день. Солнце светит сквозь сад в нашу постель. На крыше поют птицы. Я думаю, что солнечный свет в этой темной стране должен делать людей счастливыми, и тут вижу, что ты просыпаешься. Мы видим друг друга голыми, совсем рядом. При истинном свете.

— Доброе утро, — говоришь ты. — Сегодня ты даже более красива, чем вчера.

И мы снова любим друг друга утром.

fertilise (гл.) — оплодотворять (о животных), опылять (о растениях); удобрять почву.

Ты ведешь меня в сад. Очень маленький, может быть, десять квадратных метров. Одно за другим ты представляешь мне все растения, которые ты сюда посадить. Шестнадцать разных растений на десяти квадратных метрах. В моем родном городе в Китае на полях только одно растение: рис.

Ты знаешь имена каждого растения, как будто они твои родственники, и называешь их мне, но я не запоминаю английские имена, поэтому ты пишешь их:

картофель

стручковая фасоль

нарцисс

глициния

лаванда

виноградная лоза

мята

лавровое дерево

шпинат

герань

тимьян

сахарная свекла

укроп

сахарная кукуруза

яблоня

смоква

Тогда я говорю, что у всех этих растений на китайском совсем другие имена с другим значением. Пишу эти имена по китайски и объясняю каждое слово.

Ты смеешься.

— Ты совсем не произносишь «р». Не «флуктовое делево», а фруктовое дерево. Но название правильное — смоква и в самом деле фруктовое дерево без цветов.

— Как дерево может выращивать фрукты, если на нем сначала нет цветов? — спрашиваю я.

Словно учитель, ты объясняешь, как насекомые ползут во фрукт, чтобы опылить семена.

«Опылить»? Я заглядываю в Краткий китайско-английский словарь. Слово напомнило мне председателя Мао. Он любить удобрения. Его большая идея — увеличивать производительность, продуктивность, растительность. Может быть, поэтому Китай, страна с самым большим населением крестьян, еще жив и становится сильнее после применения удобрений к почве.

Я спрашиваю:

— Через сколько смоква приносит плоды после того как насекомые опылять ее? Через десять месяцев, как беременная женщина?

Ты с удивлением смотришь на меня.

— Почему десять? Я думал, беременность продолжается девять месяцев.

— Мы, китайцы, говорим ши юэ хуай тай. Это значит «родить после десяти месяцев беременности».

— Это странно. — Кажется, ты снова хочешь рассмеяться. — С какого дня в Китае начинают отсчитывать срок беременности? — спрашиваешь ты серьезно. Но откуда я знать? Нас никогда не учат этому в школах как следует. Это слишком стыдный предмет для нас, китайцев, чтобы обучать и учить про него.

Стоя под твоим фруктовым деревом без цветов, я поднимаю лист и кладу на ладонь. Один лист, но большой. Я трогаю поверхность — на ощупь волосяная.

— Ты читала Библию? — спрашиваешь ты.

— Нет.

Конечно, нет, как ее читать в Китае?

Ты приносишь из комнаты большую огромную черную книгу и открываешь страницы. Показываешь на начало:

— «И открылись глаза у них обоих, и узнали они, что наги, и сшили смоковные листья, и сделали себе опоясания».

— Что это? — мне любопытно.

— Это про Адама и Еву. Они прикрывали свои обнаженные тела фиговыми листьями. Фиговое дерево — другое название смоквы.

— Умно. Они знать, что фиговые листья больше других листьев, — говорю я.

Ты снова смеешься.

Твои садовые инструменты повсюду в беспорядке.

Вдруг я останавливаюсь, немного шокирована. В твоем саду есть обнаженность.

— Что это?

— Это мои скульптуры.

Скульптуры? Голый мужчина без головы, тело изогнуто, огромные руки и огромные ноги. Между ногами два красивых яичка, как две яблочные половины. В середине яблоков — пенис, как маленькая раненая птица. Я иду к мужчине и прикасаюсь. Он сделан из гипса. Я удивлена этим телом — оно большое, выглядит страдательно. Я помню фотографию «Давида» Микеланджело на твоей книжной полке, очень здоровое и гармоничное тело. Но твое — твое намного другое.

Рядом с этой скульптурой тела — несколько маленьких гипсовых скульптур. Ухо, большое, как раковина, коричневое. Очертания как большой цветок. Еще уши, разной формы, разного размера. Они спокойно лежат на траве, слушая нас.

Под инжиром — другой пенис из гипса, смирный, невинный. И еще один — выглядит тверже, лежит у корней жимолости, цвета почвы. Маленькие гипсовые скульптуры словно живут в этом саду рядом с растениями сто лет.

Шумный Лондон прегражден кирпичной стеной. Сад не пускает серый город. Растения и скульптуры в солнечном свете. Замечательные, как ты. Может быть, все мужчины в Лондоне садоводы. Может быть, потому что эта страна такая холодная и тусклая, а растения и сад могут показать воображению весну, солнце, тепло. И растения и сад дарят любовь, как женщины дарят тепло жизни мужчинов.

Я стою в саду с шестнадцать разных растений и думаю о китайских мужчинах. Китайские городские мужчины совсем не любители растений, совсем. Для китайских городских мужчинов позорно изливать страсть на листья. Его будут считать неудачником, без положения в обществе. Но ты, ты совсем другой. Кто ты?

instruction (сущ.) — обучение, преподавание; мн. — инструкция, указание.

Мы так часто занимаемся сексом. Любим друг друга каждый день и каждую ночь. Утром, в полдень, после полудня, ранним вечером, поздним вечером, в полночь, даже во сне. В солнечном свете, в пасмурную погоду, дождливой ночью. На узкой скамье в саду, под инжиром, на гамаке, покрытом виноградными листьями, у кухонной раковины, на обеденном столе, везде, где нас застигает желание. Меня пугает твоя могучая энергия. Ты входишь в меня как буря, сносящая деревянную хижину в лесу, ты входишь в меня глубоко, как молоток, вбивающий в стену гвоздь. Ты спрашиваешь, нравиться ли мне, и я отвечаю, что мне уютно.