– Неужели этот захолустный обедневший бастард настолько обнаглел, что бросает вызов мне – его сюзерену?! – яростно вскричал Генрих, но, увидев испуганно сжавшуюся Анну, продолжил уже более спокойным тоном: – Господа, давайте для продолжения нашей беседы удалимся в наши комнаты и оставим королеву заниматься своими делами.

Генрих бросил обглоданную дочиста кость на блюдо и, поцеловав ручку у жены, ушел вместе со своими соратниками обсуждать военное положение в стране.

Анна, ошеломленная, упала на стул. Ее голова кружилась. Не верилось, что все произошедшее – не сон. Король спал в ее кровати, и подтверждение тому – смятые простыни. Король чуть было не поцеловал ее. Он разговаривал с ней, как с равной, и уважал ее мнение. От состояния мечтательности Анну пробудил звонкий голос Берты. На этот раз она была полностью одета, причесана и не одна.

– Королева! Королева! Вы одна? – Вслед за румяной головой Берты появилась еще одна – востроносая сухощавая Агнесс. Ну, куда же они друг без друга?

– Мы уже знаем, что король провел здесь весь день. Это правда? – Агнесс на правах первой придворной дамы могла позволить себе некоторую фамильярность. – И что Анжуец объявил нам войну. Это тоже правда?

Берта согласно кивала головой, осматривая комнату, полную улик.

– Да-да, все это правда и неправда одновременно. А сейчас я хочу побыть немного одна. Мне надо подумать. Или нет. Позовите ко мне епископа Готье. Я должна попросить его кое-что мне разъяснить.

– Может, мы вам сможем помочь? – Берта услужливо поправила волосы королеве. – Я много знаю дворцовых тайн.

– Это точно. Она знает, – подтвердила Агнесс, приобнимая Анну. – Давайте мы поговорим, а потом, как обычно, поедем на вечернюю прогулку. Зачем нам этот скучный старик?

Анна была не в силах сопротивляться. Она дала переодеть себя в красный бархатный костюм для верховой езды и вместе с весело болтающими подругами отправилась на загородную прогулку. Девушка вспомнила, какое первое впечатление произвел на нее этот город. Грязный, затхлый, мрачный. Тогда она сравнивала Париж со своим мужем. Теперь он казался ей совсем другим. Летним и легким. Готье рассказывал на одном из своих уроков, что Париж был основан еще в III веке племенем кельтов, но столицей стал только при Гуго Капете, деде Генриха. Роберт Благочестивый добавил немного блеска городу, отстроив новые монастыри и церкви.

– И все равно он ужасен! Что уж тут лгать?! Я считаю, что нет ничего лучше угодий моего мужа. Особенно после того, как он почил в мире, – добавила Агнесс немаловажную деталь. Буквально несколько месяцев назад она овдовела и вернулась в столицу, чтобы уладить какие-то свои территориальные споры с пасынками. – Я чувствую в этом воздухе запах свободы.

– Агнесс, теперь ты пустишься во все тяжкие? После всех тех гадостей…

– Замолчи, Берти! То, что было, – то было. И оставим наших привидений в прошлом.

Поговаривали, что дряхлый муж Агнесс любил весьма нетрадиционные развлечения и требовал, чтобы его желания беспрекословно исполнялись. Агнесс с ее непримиримым характером приходилось нелегко. Частенько она появлялась на людях с синяками и порезами – и это только те, что невозможно было замаскировать. Анна не раз предлагала подруге поговорить с королем и вытребовать для нее развод, но Агнесс твердо держалась своего старика, надеясь его пережить. Ведь у нее были все шансы. Молодая, полная жизни, не злоупотребляющая алкоголем и прочими изысками против развращенного старика, стоящего одной ногой в могиле. Берта шептала на ухо Анне такие гадости, что девушка только тяжело вздыхала.

– Барон окружил себя в замке целым гаремом молоденьких девочек, а Агнесс заставляет прислуживать им. Она даже выносит за ними ночные горшки и стирает простыни со следами девственной крови, ведь только таких и любит ее старик. Он и нашу Агнесс-то попробовал только один раз. Больше его ничего не интересует.

Зато теперь баронесса дождалась своего часа. Она расцвела и приобрела свой прежний пыл и настойчивость.

– Так что, теперь у вас с королем все сладилось?

– Да не знаю я ничего. Прискакал Гослен де Шони, рассказал про этого Жоффруа и увел Генриха к себе. Вот и все, что мне известно.

– Жоффруа Анжуйский – самый жестокий и скупой человек из всех, каких только знала Франция. Вот увидишь, он еще наделает бед. Помяни мое слово.

Берта испуганно вскрикнула.

– О чем ты?

– Поживем – увидим. А пока давайте-ка поскачем вон мимо тех красавчиков, – Агнесс пришпорила свою резвую кобылку и унеслась в сторону крепостных стен, где прохаживалась дворцовая охрана, подобранная из самых крепких и здоровых парней.

Берта понеслась за ней с радостным визгом. Родители так и не смогли выдать свою бойкую доченьку так же выгодно, как отец Агнесс. И девушка жила пока в свое удовольствие, вовсю кокетничая с пажами и рыцарями, бегая по дворцовым коридорам, как какая-нибудь служанка. И ни один мужчина не мог спокойно пройти мимо ее налившихся зрелостью форм – то ущипнет, то шлепнет. А Берте только того и надо. Анна и за нее беспокоилась. Как бы этот сочный плод не надкусили раньше времени. У нее самой в детстве было много наставников и нянюшек.

И еще братья. А у этих девушек совсем никого, кто мог бы им помочь выбрать правильную дорогу. Да они, похоже, и не хотели. Все француженки такие. Легкомысленные и жизнерадостные, несмотря ни на что.

Их прогулку нарушил резкий звук рога.

– Что происходит? Король собрался на охоту? Вечером? – недоуменно воскликнула Берта.

– Глупая, – оборвала ее Агнесс, – не видишь, Генрих с войском отправляется в поход, – и понимающе кивнула головой на Анну. Та вся побледнела, словно собиралась упасть в обморок. Опять он уезжает. Как только у них начало что-то получаться… И неизвестно, когда вернется и вернется ли вообще. Ах, эти бесконечные войны!

Несколько раз в течение этих шести лет Генрих наезжал домой и снова возвращался к границам своей страны, чтобы утихомирить жадных герцогов и баронов. Как он говорил своей жене в минуты редких свиданий:

– Мои бароны похожи на свиней, пожирающих друг друга, в то время как над ними навис нож мясника. Они не понимают, что не смогут выжить в одиночку. Они хотят только брать и брать, ничего не давая взамен. Я устал убеждать их. Ты знаешь, я не мастер слова. Мне легче скакать на боевом коне впереди своего войска и воодушевлять их своим личным примером, а не жонглировать искусными словами в пиршественных залах.

Анна пыталась увещевать своего мужа, успокоить его, но он гневно топал по ее чистенькой комнатке и сыпал раздраженными фразами одну за другой.

– Треклятые жирные свиньи… Ленивые ублюдки… Глупые и жадные животные!

– Милый, милый, послушай… – тщетно взывала Анна.

Король никого и ничего не слышал. Он не мог думать ни о чем, кроме мести. Для него не существовало сейчас ни жены, ни Франции. Только священная обида, которую необходимо было залить кровью или золотом.