Я совсем не думал об этом, почему-то моя старая голова не хотела вспоминать наш уговор.

И вот он вернулся. Постучался одним весенним вечером ко мне в дверь, и я сразу понял, что это он. От одного только стука мне стало тревожно. В это время мы пили с дочерью чай и рассуждали о жизни.

– Кто это, пап? – спросила она и нахмурилась. Я притворился, что не имею ни малейшего понятия, и пожал плечами.

Пока не буду переходить к самой сути и расскажу, как прижились у нас цветы.

Этот дом, в котором мы живем, достался мне от моего прапрадеда. Он передается от отцов к детям уже несколько поколений и потому многое мне в нём непонятно. Например, зачем в подвале у нас стоят печка и колодец. Я полагал, что там раньше была баня, но стены были холодные и каменные. Бывал в подвале я от силы раза четыре, но как только речь коснулась устройства цветов, я сразу понял, куда их нужно деть. Несложно понять, как мы их обустроили.

Они росли – прошло три месяца, они стали немного больше и я даже уже менял им кадку. Я сам ухаживал за цветами, дочь все ещё боялась и словно старалась забыть о них, и я её понимаю.

Жизнь вошла в привычное русло ,по крайней мере мне так казалось. Всё было как обычно, только лишь я каждый вечер удалялся в подвал.

Я полюбил эти цветы и не чаял в них души. Они поистине прекрасны, хоть и мало кто разделит это со мной. Поэтому у меня и в мыслях не было сожаления о том, что я их забрал.

А теперь суть.

В дверь постучали, и я поспешил открыть её. Я был уверен, что это он, потому что это не мог быть никто другой. Соседи никогда нас не посещали, а если и посещали, то точно не вечером. Гостей из других краев мы не ждали.

Я приоткрыл дверь.

– Здравствуй, – произнес он и сделал шаг ко мне, чтобы пройти. Я не открывал дверь полностью. – Не впустишь гостя? Сегодня у нас много времени.

– Здравствуй, – медленно ответил я и заглянул за его спину.

– Никто за мной не идёт сегодня, – вздохнул он. – Но если ты будешь держать меня снаружи, нас точно кто-нибудь заметит. Кажется, твоя соседка приоткрыла шторку, видишь? Любопытный старый нос…

Я быстро открыл дверь, торговец скользнул внутрь. И только в помещении я заметил, что он пришёл не один.

– Мы как раз пьём чай, – сказал я, не сводя взгляд с маленькой фигурки рядом с ним. Я подумал, что это ребенок. Фигурка была укутана в одежды, точно так же, как сам торговец, и всё жалась к его ноге. – Кто это?

– Это? – он повернулся на фигурку, будто бы все это время её не замечал. – Моя проблема.

– Папа? – голова дочки появилась в проеме. – Здравствуйте.

Торговец кивнул в ответ. Я мысленно поблагодарил её за то, что она не начала задавать вопросы.

– Солнышко, приготовь, пожалуйста, ещё одну… нет, еще две кружки чая. Наши гости долго к нам шли и, полагаю, очень устали, – когда дочка исчезла, я зашептал: – Что значит твоя проблема? Почему ты заявился с ней ко мне? Ты решил повесить на меня ребёнка? С ума сошёл? И это моя плата?

– Не торопись. У нас полно времени. Предлагаю обсудить всё за чаем. Мы же всё-таки очень устали.

Он улыбался, я слышал это. Раздеваться он не стал. Всё также был в повязке и капюшоне.

– Пойдём, – сказал он более ласково, чем обычно, и маленькая фигурка отцепилась от ноги. Он был ростом чуть выше его колена, я прикинул, что ребенку четыре года. Совсем маленький.

Когда мы пришли, дочь уже разлила чай. За столом мы обычно сидели только вдвоем, поэтому ей пришлось бегать за стульями.

– Спасибо, солнышко, – сказал я. Она покраснела от быстрой и тяжелой работы, громко дышала, но пыталась делать невозмутимый вид. Мы сели за стол и пили молча еще минут пять. Ребёнок не пил чай, не прикасался к кружке, лишь сидел, опустив голову и, кажется, плакал. Было слышно, как тихо он шмыгает и всхлипывает.

Я пытался делать вид, что не тороплюсь. Ведь времени у нас очень много. Торговец как будто бы не замечал нас. Чтобы пить чай, ему пришлось опустить прикрывавшую лицо материю. Моя дочь этого не видела, но я, сидевший напротив, видел всё. Видел кривой нос, видел рассеченную губу и бесчисленное количество шрамов. На подбородке, щеках, носу, от них не было свободного места. Единственная уцелевшая часть лица – правый глаз. Его не смущало то, что я смотрю на него, не отрываясь, не смущала моя дочь, которая не знала, куда себя деть и смотрела в пустую кружку, не смущали и слезы ребенка.

Наконец, он осушил кружку, потом посмотрел на мою дочь, следом на меня и многозначительно кивнул. Я всё понял.

– Солнышко, – начал я. – Дело в том, что у нас с гостем очень важный разговор. Не могла бы ты подняться к себе в комнату или в библиотеку?

– Хорошо, пап.

Она поднялась и ушла.

– Что за цирк, – проворчал я. Я мало ворчу, но сегодня мне пришлось много нервничать.

– Я отдыхал.

– Мог бы поблагодарить за гостеприимность.

– Спасибо, – легко согласился он. Мы еще немного помолчали. Я не стерпел.

– Прошу, скажи уже, зачем пришёл, не томи. Ты заставляешь меня нервничать.

– Хорошо. Я думал, как начать. Ты подумал, что я пришёл к тебе требовать платы, но это не так. Мне не нужна плата. Когда ты забрал у меня цветы, ты спас жизнь мне и этим растениям. А теперь я… В общем, я нуждаюсь в твоей помощи.

И вновь умолк. Хлюпал ребенок. Прямо над нашими головами, этажом выше, шла моя дочь, и мы слышали её шаги. Где-то стучала ставня. Шаги прекратились, ставня была закрыта.

– Почему именно моей? У тебя больше никого нет? Никогда в это не поверю.

– Никого.

– Интересно, почему? Потому что ты снова пытаешься спасти шкуру за счет чужой безопасности? Я отказываюсь тебе помогать.

Он не смутился. Был готов к этому.

– Послушай сначала, какая просьба. Ты единственный, кто может мне помочь.

Я согласился выслушать, но теперь жалею, что не выставил его тогда за порог.

–Ты хочешь спихнуть на меня ребёнка. Дай угадаю, тебе хотят отрубить голову за него? – ребёнок громко всхлипнул.

– Нет. Не в этот раз, – он покачал головой. – Даже если бы это было так, у тебя безопасно.