– Вижу. – Я стал приближаться, чтобы вернуть ладони на удобное и приятное им место.

– Тебе что, не нравится? – спросила она и отступила снова.

– Марта, – выдохнул я, – к подобного рода вещам я отношусь скептически. Давай не будем говорить об этом. Иди лучше ко мне…

– А я хочу поговорить! Ну и что же тебе не нравится?

Спокойствие, друг, и терпение. Но меня все же слегка прорвало.

– Знаешь, все хотят быть индивидуальностями, ни на кого не похожими. Но вместе того, чтобы творить, писать картины или стихи, изобретать самолеты и ракеты, и тому подобные вещи, люди, почему то, пытаются выделиться не мозгами, а внешностью: набить партак, продырявить нос, сделать сиськи, выкрасить волосы в яркий цвет, нарастить ногти или же фиолетовые реснички.

Марта мгновение гневалась на меня, хлопая новыми ресницами, а потом все же произнесла:

– Ну и козел же ты, Айк.

– Зато честный козел.

Она стала расстегивать блузку.

Я до сих пор считаю, что лучший секс для девушки – это секс перед сном и после пробуждения. В первом случае не нужно волноваться о прическе, ее уже не спасти, а во втором – волосы еще не подверглись насильственной процедуре. Думаю, что в каждой девушке с короткой стрижкой живет нимфоманка.

У Марты были короткие волосы, сантиметров пятнадцать или двадцать в длину, выкрашенные в темно красный оттенок. И да, трахаться она любила.

Ей было семнадцать лет и ярче в ее жизни, чем секс, ничего пока не было. Поэтому говорить о нем она могла постоянно, тем более им заниматься. Секс с ней был отличным. После него мы еще долго не одевались – слишком было жарко для одежды.

Каждый человек имеет пошлые мысли, но кто-то держит их при себе, а кто-то не стесняясь, говорит о них и, насколько позволяет закон, пытается реализовать. Марта относилась ко второму типу. Да и я, собственно, тоже.

Как-то вечером мы заглянули в хозяйственный магазин. Купили там прищепки, веревки, зажимы, стяжки. Было больно, но живительно. Пару раз мы занимались анальным сексом. У меня имелся, где-то безвозвратно одолженный вибратор, ему доставалась вагина, мне задница. Я обильно смазывал анальный проход Марты смазкой, а затем входил в него своим членом, одновременно ощущая вибрацию исходящую от игрушки, уже заблаговременно погруженной в вагину. Потрясающие ощущения. Тандем прогресса и природы.

Однажды я притащил из церкви несколько свечек. Это нетрудно провернуть, главное задуть их перед тем, как положить в карман. Закрыл полотенцем глаза Марты, привязал к кровати и стал капать плавящийся воск на соски и половые губы. А она негромко кричала. От удовольствия.

Еще она любила порку. Это была уже ее инициатива. Иногда, придя после работы, она, не переодеваясь, заходила в мою комнату, вставала на колени, задирала юбку и просила ее отшлепать. Эта процедура повторялась каждые три-четыре дня, как только синяки на ягодицах начинали проходить.

Запоминающаяся девушка. Кому-то определенно с ней повезет.

Еще глава.

Мы прозябали вечер за просмотром дерьмового фильма, что-то из новинок, кажется. Валялись подвыпившие и давно потеряли линию сюжета. Уже минут пятнадцать, как я растирал яйца и подумывал о том, чтобы заменить монитор сиськами Марты. Оказалось, что она со мной солидарна.

– Дунуть хочешь?

С ответом я не мешкался.

– Хочу.

Я где-то слышал, что под кайфом секс становится более чувственным, мне захотелось это проверить.

– А у тебя есть?

– Есть в комнате немного. От Ника на память осталось. Я сейчас вернусь.

Пока Марта забивала в соседней комнате бонг, я вспоминал о своих предыдущих опытах с дурью. Если честно, я всегда побаивался этой дряни. Мой опыт знакомства с миром наркотиков по большей части был печален. Бэд-трипы случались намного чаще, чем смех, мимолетные прозрения, сушняк и повышение аппетита. Не знаю с чем это связано. Может быть, у меня была какая-то непереносимость веществ в составе наркотиков, как у народов севера спирта. Может, потому что папа с мамой говорили, что наркотики – это зло, и потому я заранее их побаивался. Как бы то ни было, перед употреблением и во время затягов, меня часто накрывали панические атаки, которые, как правило, влекли за собой далеко не самые лучшие переживания. По этой причине употреблял я крайне редко, и лишь в тех случаях, когда обламывалось.

Марта вернулась и приземлилась на пол.

– Давай ты первый.

– А что это?

– Марихуана, кажется. Ну, так что, ты будешь дуть?

Я слышал, что от марихуаны не умирают. Что ж, была не была.

Я поднес зажигалку к траве, зажег и глубоко затянулся. В юности я увлекался плаванием, поэтому мог удержать в себе дым достаточно долго. Спустя секунд сорок я выдохнул.

Марта ждала.

– Ну как?

– Пока не знаю.

– Дай мне.

Я протянул ей бонг, в котором оставалась еще половина дури, и зажигалку. Марта провела аналогичную моей процедуру. В бассейне она была не частым гостем. Едкий ароматный дым застелил ее лицо.

Знакомое чувство пробежало вдоль моего тела. Ну нет! Опять.

– Ну все, мне пиздец, – лишь успел сказать я, и комната, а вместе с ней и Марта стали недосягаемы. Я отправлялся в ад. Я знал это.

Сначала ты думаешь, что все хорошо и тебя вот-вот отпустит. Но потом приходит последняя трезвая мысль – все только начинается, после этого вагонетка резко срывается вниз навстречу всем девяти кругам бэд-трипных горок. Тебе кажется, что ты ясно и четко говоришь о том, что тебе плохо, просишь отвести в ванную или помочь проблеваться, и удивляешься, что тебя не понимают. На самом деле объяснение этому простое – ты не открываешь рта, все, что ты говоришь, ты говоришь про себя. Потом мысли начинают путаться. Они отрывочны, нелогичны и незакончены. Накладываясь друг на друга, начинают напоминать шар из папье-маше. А в центре этого шара, одна единственная мысль – когда же, сука, меня отпустит? Это длится недолго: две минуты или час. Хаотичность мыслей в мозгу сопровождается провалами в памяти, из-за которых обстановка меняется и ты не понимаешь, как допустим, оказался на полу на балконе, хотя десять секунд назад облизывал Марте стопы. Мозг, возмущаясь, кричит: «какого хера ты делаешь со мной, уебок!», пытается спасти себя, но выходит это у него с сомнительным успехом.

Марта втыкала в телефон и жрала хлебные крошки с простыней. Меня она не замечала.

А потом произошло то, чего раньше со мной никогда не случалось. Я умер.

В тот момент я думал именно так. Я пытался закричать, позвать на помощь ту суку, что