На повороте Троице-Арбатская церковь, с садиком, вытянутым в сторону Денежного переулка, крылатый Спаситель на воротах, в садике старый замшелый колодец и разноцветные домики, должно быть поповский, дьяконовский и дьячковский. На крыльце поповского стоит строгий мужчина в серой шелковой рясе и, умиротворенно сложив руки с четками, смотрит на закат.

У подъезда каменного серо-оливкового дома Аркадий помог Юрию Даниловичу выйти из пролетки.

Лев Петрович Осоргин жил в бельэтаже. Аркадий еще раз отобразил на лице упрек и дернул ручку звонка в виде львиной головы с отверстой пастью.

Дверь открыла горничная с рябым добрым лицом. В прихожей калош – как у пифагорейцев. У Аркадия сердце защемило.

Но уж вышел хозяин – высокий, с серо-зелеными глазами, облаченный в плюшевый вишневый халат и турецкую шапочку с золотой кисточкой. От халата пахнет дорогими сигарами, красивая рука (подал для приветствия) – уже стареющая, с тонкой кожей и синими жилками, но еще сильна. На лице – оживленная, искренняя радость и удивление.

– Бог мой, кого я вижу – Джорджи! Вот нежданная удача! Сколько лет, сколько зим! Молодой коллега? Представьте, пожалуйста! Аркадий Андреевич Арабажин? Эка, как звучно вас предки поименовали! Соответствовать придется, как ни крути… Но ваш приход удача вдвойне – молодые силы у нас в доме особенно в цене. Проходите, проходите… мы уже пообедали, вы хотите ли толком поесть? Нет? Верно ли? Но от чая не откажетесь никак, у нас Степанида такие булочки с корицей изготавливает, что пальчики оближешь… Идемте, идемте скорее ко мне, Юрия Даниловича все знают и рады, а вот Аркадия Андреевича своим представить, я в нетерпении – сюрприз!

Огромная комната, посередине стол, над которым низко висит негорящая старинная лампа, как будто бы еще масляная. Комната приглушенно и уютно гудит разговорами. Освещение смешанное – тускловатое электричество, фарфоровая керосиновая лампа на письменном столе у окна, свечи на подоконниках. Стул чипендэйль, резанный в дубе, с вычурной спинкой и кожаным сиденьем, явно предназначен хозяину. На столе – наполовину разложенный пасьянс, искусно начатый рисунок с чьим-то профилем и петухом на жердочке, поднос с перьями, ручками, карандашами, резинками, сургучом. Чернильница в виде крутобокого кораблика. На стенах висят жуткие африканские маски, ухмылки которых здесь приобрели оттенок какого-то благодушия. Ножная резная прялка в углу, на которой работает пожилая женщина, закутанная в оренбургский платок. К большому столу придвинут другой, поменьше, вокруг которого на стульях сидят дамы и девушки самого разного возраста с рукоделием на коленях, несколько мужчин пристроились на козетках. У окна под лампой человек пять детей играют в какую-то настольную игру, маленькая девочка в бантах и локонах качается на качелях, подвешенных в проходе между комнатами, мальчик постарше ждет своей очереди. На полу на вытертом ковре валяются солдатики и маленькие пушечки и сосредоточенно ползают среди них два почти подростка, тихо, но напряженно споря о диспозиции своих войск. Из анфилады несутся звуки рояля. В четыре руки играют импровизации. Множество других мелких, пронзительно-уютных деталей.

Когда Аркадий осознал, сколько всего в комнате людей, он понял, что имел в виду профессор Рождественский. Сам Юрий Данилович раскланивался, вертелся, отвечал на вопросы, оживленно целовал ручки, трепал щечки, ерошил чубчики и даже как будто слегка помолодел.

Представление Аркадия заняло минут десять. Дети подбегали из других комнат, выползали из углов, чуть ли не вылезали из шкафов, девочки делали книксены, мальчики щелкали каблуками, девушки улыбались длинными венецианскими улыбками, мужчины энергично сжимали ладонь. Аркадий никого не запомнил, детей насчитал больше десятка, понял, что среди них были дети и внуки Льва Петровича… Жены сыновей, мужья дочерей, друзья дома, чья-то бабушка и ее сестра тетя Камилла…

Рябая горничная успела подать гостям чай на столе, откуда спешно убрали начатую акварель и крошечный, склеенный из картона и наполовину уже искусно расписанный диванчик.

Когда все снова уселись, возобновилось тихое гудение разговоров, сопровождающееся увертюрой к «Тангейзеру» из анфилады и шелестом веретена из угла. Тактично и даже, пожалуй, вкрадчиво вовлекли в два разных разговора Аркадия и Юрия Даниловича. Маленькая девочка попросила булочку с марципаном. Маленький мальчик нуждался в смене штанишек. Отроки подрались-таки из-за солдатиков. Их уверенно разнимала тихая женщина в лиловом платье, с лицом Мадонны. С глубочайшим изумлением Аркадий заметил, что хозяин посреди всего этого – работает! Из своего чипендэйля, водрузив на нос очки, просматривал листы с какими-то строительными чертежами и делал на них явно специальные пометки.

Душа Аркадия преисполнилась смешанными чувствами. Среди них были: удивление, зависть, восхищение и самые искренние надежды на то, что злополучной Люше, кажется, наконец-то повезло…

– Никаких сомнений! Какой потрясающий, ужасный казус! Как же это могло произойти? Но, повторяю, никаких сомнений! Джорджи, Аркадий Андреевич, вы немедленно привозите девочку к нам, и мы обеспечиваем ей…

Лев Петрович взволнованно всплескивал руками, как узкими крыльями. Становился похожим по старого стрижа, который уже не может взлететь, но все еще сохранил стремление к полету и память о нем.

– К сожалению, это не так-то просто, – заметил Аркадий, который только что вслух прочел хозяину и Юрию Даниловичу несколько самых характерных выдержек из дневника Люши. – Девочка не кофр и не предмет обстановки. Ее нельзя куда бы то ни было переместить по нашему желанию. Она очень даже обладает свободой воли, и я сам лично, пытаясь принять участие в ее судьбе, с этим уже столкнулся.

– Значит, ее надо уговорить! – воскликнул Лев Петрович. – Я сам поеду на Хитровку и побеседую с ней. Ведь я пусть и в отдаленном, но в родстве с ее отцом и в молодости с ним приятельствовал весьма…

– Ехать на Хитровку? Лео… – несколько обескураженно сказал Юрий Данилович. – Тебе не кажется, что это немного слишком? И… как ты себе это представляешь на деле?

– Легко! – снова попытался вспорхнуть Лев Петрович. – У меня есть знакомства. Через людей искусства. Журналист, который много занимается социальными вопросами. Он свой человек в притонах и водит на Хитровку людей из театра. Для изучения типажей…

В этом месте Аркадий подумал, что симпатичнейший, неколебимо уповающий на Господа Лео все-таки не без странностей. Во всяком случае, в знакомствах. Невозможно представить, чтобы подобные знакомства были, предположим, у его сверстника Юрия Даниловича…

– Что ж, можно попробовать, – вздохнул он.

Не исключено, что Лев Петрович Люше даже понравится. Во всяком случае, у нее точно не возникнет по его поводу никаких дурацких мыслей (в этом месте Аркадий почувствовал, что краснеет, и охотно признал за собой недостаток – «чрезмерная реактивность вегетативной нервной системы»). Но представить себе Люшу в этой густонаселенной благовоспитанной квартире с ее густым ароматом не то староанглийского романа, не то венецианского Гранд-канала… Не получалось, как ни старался…