– Нет, я понял, это школьный лагерь, где все рассказывают страшилки и до утра не спят, – зевнул Марко.

Потихоньку разговоры смолкли, стало клонить в сон.

– Скажи, Марко, ты ведь кардиохирург, – вдруг нарушила тишину Саша. – Обычный человек может вырезать сердце?

– Какое сердце? – не понял Марко, а Соня больно пихнула подругу локтем в бок.

– Человеческое. Ну, вот напал – и вырезал. Надо быть врачом?

– Или мясником, – ответил Никколо.

– Может, – сказал Марко. – На самом деле ничего особенного в этом нет. Вопрос в том, как он это сделает. Хирург одним способом, мясник другим. А маньяк- ты же не просто так интересуешься? – сделает это так, что сразу будет понятно, что он не медик. А уж как это сделать, сейчас и в интернете можно подсмотреть.

– Давайте спать. А то после таких вопросов кошмары приснятся. – И буквально через пару минут с мужской половины послышалось ровное дыхание, а потом и посвистывание.

– Нашла, что спросить, – зашептала Соня, – это и я бы тебе рассказала. Я же врач. Ты правда веришь, что кто-то вырезал девушкам сердца?

– Сначала я думала, что это глупости. А потом услышала местную сказку и подумала – а вдруг кто-то хочет оживить мертвую царевну?

– Ну, тогда его надо искать в психушке. Это только больному на всю голову может приспичить.

Снег все падал, стих он к утру, почти засыпав тело молодой медсестры, которая отпросилась у дежурного врача сбегать домой, покормить на ночь поросят, да так и не вернулась в отделение. Он замел все следы, запорошил все дорожки, лишь одна цепочка следов уходила от тела в лес. Следов, очень похожих на волчьи.

***

Утром снег утих, и снова вышло солнце, но ходить по городу было непросто. Даже на центральной улице расчистили лишь проезжую часть, а тротуару рабочей силы почти не досталось.

Когда компания вышла на улицу, где все белым-бело, а дальше белые стены храмов и колоколен и золотые купола, а поверх всего колокольный звон одного монастыря, подхваченный другим, а издалека из заснеженного леса продолжал третий – итальянцы поверить не могли, что такое бывает в реальности.

– Достоевский! – Воскликнул Марко, – нет, Лев Толстой. Мы прямо в романе.

– Доктор Живаго! – включился Никколо.

Девушки веселились: – А вы читали романы-то?

– Я фильм смотрел, – гордо сказал карабинер. – это все очень romantico!

– Molto romanticо, bellissimo! – подключился кардиолог.

По центральной улице, да мимо площади, они добрались почти до реки, но там и мост, и дорожка вниз, и сама река превратились в нетронутое сплошное белое полотно.

– Пааасторонись! – их обогнала телега на полозьях с мужиком в валенках и ушанке, держащим вожжи. Лошадка особо не торопилась, шла себе, тащила сани, которые легко скользили по снегу. Тут уже взрыв мозга случился у девушек, которые только в кино видели подобные картины.

– В монастырь что ль? Садитесь, подвезу! – лошадка остановилась. Соня быстро перевела сказанное итальянцам, те с энтузиазмом закивали, чуть головы не оторвались.

– Вы через мост? – поинтересовалась Саша, думая, как же лошадка и сани протиснутся через шлагбаум, не пускающий на мост машины.

– Какой мост, сейчас через реку быстро переправимся, не боись, лед толстый, я тут через день езжу. Продукты вожу в монастырь, а от них сыр, молоко – и лошадка резво спустилась с сугробов, бывших когда-то берегом и понеслась по заснеженной реке. Саша глаза зажмурить не успела, а они уже взбирались на холм противоположного берега.

А потом встали стеной заснеженные деревья, и уже не видно было городка, только колокольня верхнего монастыря на горе еще высилась вдали.

– Снег это ничего, вот когда весной река разливается, то прямо к монастырю вода подходит. А другой дорогой, по тому берегу, аж 40 километров до ближайшего населенного пункта, трудно им там весной, – мужик ослабил вожжи, повернулся к пассажирам, стройным рядком сидевшим в телеге, вцепившись в борта. – Щас на Красную Гривку поднимемся – и на месте.

Лошадка шла себе привычным путем, даже направлять не надо.

Дорога повернула, лес расступился, и впереди открылось белое поле и вновь белые стены монастыря. На сей раз никаких старинных каменных оград не было, лишь деревянный заборчик, окруживший территорию.

– Старый монастырь? – крикнула Саша, вдруг возница не услышит.

– Красногривский то? Старый. Это так его здесь кличат, не по церковному, а по имени горки, да какая там горка! Гривка, она и есть гривка. Сказывали, 16 век, или 15й, сестер спросите, все расскажут.

Сани остановились, возница спрыгнул с телеги, отворил деревянную калитку, и телега въехала на территорию монастыря. Возница объехал храм и колокольню, притормозил у подсобных помещений. Покричал: – Сестрыыыы!

И вскоре засуетились, забегали три женщины в монашеских одеждах, потащили пакеты, привезенные мужиком куда-то внутрь.

От Никколо и Марко, предложивших помощь, отмахнулись – не тяжело, да и не впервой. За сыром? Сейчас матушку Иоанну кликнем, она за сыр отвечает.

Матушка Иоанна, оказавшаяся степенной монахиней средних лет, с удовольствием отвечала на вопросы.

– Это самая древняя здешняя обитель. Раньше монастырь был мужским, но малочисленным, трудно здесь жить было, вдали от города.

– Ничего себе вдали, вон он, город, – показала Саша на видневшиеся на горе строения верхнего монастыря Городенца.

– А ты весной сюда приезжай, матушка, увидишь, далеко, или нет, когда река кругом. – Саша покраснела, а монахиня продолжила свой рассказ, – В 1723 году указом Петра Первого монастырь приписали к Флорищевой пустыни и стал он подворьем. А потом, в 20 веке, стоял он заброшенным, лишь к 2000му году появились здесь насельницы.

– И вы варите сыр? – глаза Саши округлились, когда она увидела приготовленные расфасованные по пакетам и коробочкам многочисленные сыры.

– Тут у всех разные послушания.

– Послу…?

– В монастыре, матушка, все труды во славу Божию называются послушаниями. И каждой сестре назначается послушание своё, а может быть и несколько послушаний. Мы с самого начала скотину держали и сыроварением занимались. Уединенно у нас тут большую часть года, а со скотиной и еда всегда есть, ну, если не в пост, конечно! И продаем сыры, обитель то, видишь, еще восстанавливается. Кухню молочную я вам не покажу, нельзя по санитарным нормам, там только те сестры трудятся, у кого на то послушание. А сыр продаем, как же иначе, вот сейчас Василий, – кивнула она в сторону телеги-саней, – заберет продукцию, по магазинам развезет, вот и лепта в восстановление обители.

– Не хило развернулись сестры, – шепнула Соня подруге, когда они узнали весь ассортимент. Адыгейский, сулугуни, косички плетеные, брынза, утренняя диетическая рикотта, полутвердая качотта, «Монтазио», твердый сыр «Знаменский», Скаморца, и свежая моцарелла, и сделанная вручную