Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Смотри, клево, да? Тут все удобства! – парень кивнул на старенький диванчик, застеленный пледом. Хотя и с прожженными дырками от сигарет плед выглядел чистеньким, словно недавно застелили. Небольшой стол, электрическая конфорка с чайником. Шкаф с парой стареньких чашек.
– Блин, я пиво забыл!
– Какое пиво, зима же!
– Не, посидим как положено я щас, быстро!
– Ты ж обещал! Я не останусь тут одна!
– Да че с тобой здесь случится? Я мигом, одна нога там другая здесь, на машине ж пять минут. Жди, я быстро!
Алла хотела сказать, что поедет с ним, ни за что не останется тут в одиночестве, но парень уже выскочил за дверь, на ходу натягивая куртку:
– Не трусь, я мигом! – и дверь захлопнулась.
В сторожке стало очень тихо, слышно было, как падает на крышу снег, которого вроде и прогноз не обещал. Алла боялась, что придет кто-то с базы, а смотрителя нет, и как она объяснит, что здесь делает?
Время шло, а парня все не было. Она окончательно успокоилась и начала злиться, что приходится ждать так долго. Сейчас он приедет, а она скажет, что это свинство, и потребует немедленно возвращаться домой!
Неожиданно в тишине раздался вой, и темная тень промелькнула за окном. Алла вздрогнула. Вой не повторился, но послышался скрип снега. Нет, вроде тишина, показалось.
– Он еще и издевается, мало того, что не дождешься, еще и пугает! Сволочь!
Девушка возмущенно поднялась с дивана, распахнула дверь, не надевая пуховик вышла наружу.
– Прекрати! Совсем не страшно! – она показала средний палец темноте. – Все, я тут не останусь, уезжаем!
Темная фигура возникла сбоку, схватила ее за ворот свитера, дернула к себе, Алла почувствовала острую боль и, откуда взялись силы, вырвалась из рук нападавшего и бросилась бежать, не разбирая дороги. Из раны на шее текла кровь, но она не замечала, бежала изо всех сил, потом упала, покатилась по склону. Уже внизу у дороги чудом поднялась на ноги, не чувствуя боли, остались лишь страх и желание бежать, бежать, скорее, вперед. Из-за поворота вылетел джип и, не успев затормозить, сбил девушку.
***
Русско-итальянская компания наконец добралась до монастыря на горе. Несмотря на холод, источник под деревянным навесом струился чистым, прозрачным ручейком по деревянным обледеневшим мосткам.
– Эх, лето бы! – вздохнула мечтательно Соня. – В жару он так освежает. Здесь летом очень хорошо, – словно оправдываясь за мороз, снег и холод замахала руками девушка. – Соловьи поют, цикады стрекочут, да так, что друг друга не слышишь! И пахнет медом, особенно вечером, трава на берегу. Ох, если бы вы попали сюда летом!
– Летом все не так, – ответил Марко. – Лето и у нас лето. А вот за такой зимой надо ехать в горы, в Тироль, в Пьемонт, во Фриули. А тут такая красота- и снег, и мороз. Мы так и представляли себе Россию, правда?
Никколо кивнул. На самом деле он предпочитал тепло, и цветущие деревья, и шум моря, и привычную еду в ресторанчиках вокруг старой площади. Но после третьего дня в бане на заснеженном дворе он понял, что будет скучать по этому месту, он даже рискнул прыгнуть в сугроб- что он, не мужик? Вот именно так, как они тут говорят по-русски: мууузыыык. Прямо как musica, только это слово совсем не мелодичное и романтичное, а обозначает того, кем он хотел себя чувствовать, несмотря на деда графа и замок на берегу моря. Полковнику здесь нравилось, хотя и чувствовал он себя порой неловко, не понимая языка, боясь обидеть русского коллегу или сделать что-то невпопад и насмешить девушек.
Вчера местные коллеги накрыли на стол, купили хорошую водку, расстарались для заморского гостя и выставили нарезку соленой семги и соленые помидорчики, и пришлось отправлять домой в отель «переводчицу», потому что уже ничего не надо было переводить.
Утром он был лучше умер, чем встал с постели, но пинки в дверь заставили его встать, потом пришлось ползти километр до Сониного дома, а ему хотелось лишь одного: чтобы оставили в покое и его и его голову.
После бани, веников, сугроба, сама собой влилась рюмка холодной «крэновуха», и голова стала ясной. И рассол из бочки с хрустящей холодной квашеной капустой, добровольно предоставленный на опохмел иностранца дядькой-банщиком, пришелся очень кстати.
– Что это? – испуганно смотрели итальянцы на мутную холодную жидкость в рюмке.
– Это… как бы объяснить… это как бы граппа, но из хрена. Cren (хрен) вы ж используете в кулинарии, ну, как минимум на севере.
– Граппа делается из винограда, это не может быть граппа из… крэн.
– Ты пей, а? Потом рассуждать будешь. Тебе здоровье поправлять надо.
Марко качал головой, как кардиолог он не одобрял такого образа жизни и таких закусок. Но потом и его умудрились напоить и накормить, а на Никколо эта сама «креновуха» подействовала лучше всяких таблеток.
– Так это ж acqua di vita!
– Ну, говорят тебе, что хорошая вещь! Вода жизни, точно. В России если это делают дома, то называют самогон. Раньше за это в тюрьму сажали, при СССР.
– За домашнее вино и настойки?
– Ну, как минимум за самогон. Дистиллят в общем, теперь его так и называют. Классно же, признайся, и голова не болит!!!
После отдыха все отправились на гору. Как раз включилась подсветка храмов и монастырей, и разливалась тишина над городом, и над лесом встала большая холодная луна.
В морозном воздухе голос колокола казался очень чистым, словно сама природа создала идеальный звук, так подходящий этим стенам, лесу, крышам.
Старые белые камни монастыря отливали серебром в свете луны. Казалось, что даже лес отступил, любуясь древней архитектурой. Во времена его строительства еще не пришла эпоха барочных финтифлюшек, глазам представала чистая красота в простоте камня, орнаментов, тусклых серых куполов. Высокая колокольня словно стебель розы раскрыла розовые шипы острых кокошников над узкими треугольными окошками.
Монах в перчатках с обрезанными пальцами тянул веревки, разливались колокольчики, словно льдинки и снова чистый звук колокола ударялся о морозный воздух.
На обратном пути каждый успел поскользнуться и упасть, Марко даже потерял в сугробе свою «ушшанка», но в конце концов под легким снежком, который обещал превратиться в настоящий снегопад, они целыми и невредимыми добрались до дома, нырнули в тепло,