Это чувство было как-то связано с тем, что дьявол произнёс его имя – его полное имя – вслух.

Дьявол улыбнулся, обнажив пылающие зубы. Это новое чувство не было таким уж… крутым.

Данте встрепенулся.

«Сосредоточься, – сказал он себе. – Соберись».

Ему нельзя было отвлекаться. Перед ним был дьявол. Настоящий дьявол. И у него оставался один вопрос, всего один, прежде чем ему придётся уйти, так что это должен быть хороший вопрос. Он должен быть идеальным. Данте зажмурился и сглотнул это новое зудящее чувство.

Перед ним дьявол крутил вилами. Он медленно раскачивал ими взад-вперёд. Их пылающие концы дымились, и дьявол омыл лицо Данте струёй дыма.

Этот дым пах чем-то старым… древним. И у Данте появилась идея.

– Третий вопрос, – медленно произнёс Данте. У него немного закружилась голова, может быть, от дыма, но он указал на вилы дьявола. – Можно их подержать? Всего секунду?

«Вот это было бы действительно круто, – сказал себе Данте. – Разве не круто? Прикоснуться к вилам Чудовища Всех Кошмаров?»

Дьявол выпрямился, но не ответил.

«Да, – подумал Данте. – Это было бы абсолютно, совершенно, беспредельно круто».

– Ну? – переспросил Данте. – Вы дадите мне их подержать?

Дьявол посмотрел на Данте и издал тихий смешок.

– А ты наглый, малыш, – ухмыльнулся дьявол. – Кто-нибудь когда-нибудь говорил тебе это? Смелости тебе не занимать.

Данте протянул руку. Он разжал ладонь и застыл в ожидании. Тревожное чувство – этот царапающий жар – снова закипело у него в горле. Данте знал, что это чувство было как-то связано с тем, что дьявол сказал раньше. «Я знаю, как тебя зовут. Я знаю о тебе всё, Данте Фредерик Коулман. Всё». Дьявол протянул ему вилы. Они были всего в десяти сантиметрах от раскрытой ладони Данте, и царапающее чувство разлилось от горла мальчика по всему его телу.

Данте замер.

Что-то здесь было не так. Во всём этом что-то было нечисто.

Что-то не складывалось у него в голове. Данте был уверен, что это как-то связано с тем, что дьявол знал его имя. Но его беспокоило что-то ещё. Что дьявол стоял тут перед ним, размахивая вилами, с бесконечно скучающим видом, сверкая пылающими зубами, прислонившись к дорожному знаку… Что дьявол вообще появился тут, на Гилберт-драйв.

Что здесь делает Искуситель Невинных? Зачем он сюда пришёл?

А потом до Данте дошло.

Это был дьявол. Настоящий дьявол.

Данте видел это в кино. Он слышал об этом в песнях. У дьявола всегда есть план. Всегда. Он ничего не делает без причины. И ему никогда не бывает скучно.

Данте попытался отдёрнуть руку, убрать её подальше от дьявола, но было слишком поздно. Дьявол двинулся вперёд, как удар молнии, и впихнул вилы в раскрытую ладонь Данте.

Мальчик ахнул, почувствовав горячую сталь в своей руке.

– О, Данте Фредерик Коулман, – сказал дьявол. – Помни, что ты сам просил об этом. Ты сам просил всё это, малыш.

Данте широко раскрыл глаза. Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но слова не выходили.

Что-то происходило. У него во рту.

Он чувствовал жар на дёснах и языке. Неприятный жар. Как в тот раз, когда он на спор съел целый перец чили. Он закашлялся и стал быстро выдувать струи воздуха, сложив губы в форме маленькой буквы «о».

Это не помогло. Жжение на языке и дёснах усиливалось. Дьявол рассмеялся – смех его был высоким и тихим.

Данте размахивал ладонью, словно веером, перед раскрытым ртом.

Но жар лишь нарастал, и теперь он чувствовал не просто жжение. Он чувствовал боль. Данте подпрыгивал. Он стучал ладонями по рту. У него было ощущение, что за щеками у него раскалённые угли.

«Что происходит?» – он попытался спросить дьявола, но звуки, которые вырвались наружу, не были похожи на слова.

Он упал на колени. Он катался из стороны в сторону, а дьявол раздувался от смеха. Внутренние поверхности губ и щёк Данте начали обугливаться и кровоточить. Его язык покрылся волдырями.

«Вилы! Это из-за них». Ему нужно было от них избавиться. Он попытался их отбросить.

Данте махнул рукой. Но вилы остались в его ладони. Он попытался их бросить, вырвать из ладони, но они прилипли, будто были навечно приварены к его коже.

Воздух наполнил шипящий, хлюпающий звук. Во рту Данте закипала слюна.

И тогда он понял.

Его зубы превратились… в огонь. В крошечные остроконечные языки пламени.

Он поджал колени и скорчился на земле.

Он закрыл глаза. Он попытался встать, но не смог. Возвышаясь над ним, сквозь смех заговорил дьявол.

– Я бы не стал так расстраиваться из-за этого, малыш, – сказал он. Данте заставил себя поднять взгляд. Там, где прежде стоял дьявол, сейчас стоял маленький старичок в сером костюме. У него были глубокие морщины на щеках и седые волосы, и даже сквозь жгучую боль во рту Данте услышал что-то знакомое в высоком голосе этого человека и его новоанглийском акценте. – Я сам когда-то совершил эту же ошибку, так много лет назад, что уже и не сосчитать.

Данте не произнёс ни звука.

– Я правда помню, каково это, – спокойно объяснял старик. Данте попытался позвать на помощь, но не смог. – То, что я говорил раньше, – это правда, малыш. К этому правда привыкаешь. И когда-нибудь, если тебе повезёт, может быть, ты выследишь кого-нибудь, кто заберёт у тебя всё это – так же, как ты забрал всё это у меня.

Седовласый старик подмигнул. Данте протянул к нему руку, но старик повернулся и пошёл прочь, на глаза Данте навернулись чёрные капли дёгтя – слёзы.

Кожа Данте становилась жёстче, превращаясь в толстую звериную шкуру. С каждой секундой ему становилось всё труднее дышать, труднее двигаться, труднее думать. Разрывающая боль пронзила его голову с обеих сторон: проткнув кожу, у него на голове росли и закручивались острые рога.

Через пару домов седовласый старик повернулся и улыбнулся сияющей улыбкой, полной не языков пламени, а зубов. Наконец прежний дьявол двинулся дальше, оставив Данте корчиться и извиваться на земле, приспосабливаться к жизни, полной боли и огня, и учиться ходить на копытах.

Данте издал крик, первобытный и протяжный.

Крик его отозвался эхом Рока вечностей.

Цвет лианы

Лиана нашла под столом фломастер.

Она нащупала что-то ногой, пока мистер Джеймсон проверял домашнее задание на сегодня – длиннющее упражнение на предлоги, – и заглянула под парту, чтобы посмотреть, что это.

Это был тонкий блестящий зеленовато-чёрный фломастер, Лиана никогда не видела ничего подобного. Она наклонилась и