– Мадам Форнье, мы не в силах ни создать, ни подавить своих желаний. До вчерашнего вечера, если позволите, я считал Алексанра… пылким юнцом… А молодым людям нужен… опыт. Чтобы найти своё истинное «я», не так ли?

Она мило улыбнулась:

– Генерал, мне следовало посоветоваться с вами. Я замужняя женщина. Но теперь другой не выходит у меня из головы… его волосы, чувственные губы, нежный взгляд…

Если бы генерал не утратил способность краснеть много лет назад, вероятно, сейчас бы его щёки запылали. Вместо этого он закашлялся.

– Как скажете, мадам. Как скажете.

– Нам суждено быть вместе.

Соланж в поисках подходящих чувств вытягивала из памяти диалоги из сентиментальных романов.

– Наша любовь предопределена свыше. Соланж и Александр. Наша судьба предначертана звёздами.

Рошамбо налил себе целый бокал чего-то покрепче.

– Без сомнения.

– Генерал, моё замужество… Форнье не ровня Эскарлеттам, они гораздо ниже, чем Рошамбо!

Его кивок подтвердил самоочевидность этого.

– Я принимаю предложение Александра. Но он такой… неискушённый.

– Александр…

– Нам нужны паспорта. После возвращения во Францию мы с Александром найдём свою судьбу!

– Мадам, я выдаю паспорта только старым и уродливым.

– Генерал, вы очень, очень любезны!

– А как же капитан Форнье?

– Мой муж принимает то, что не в силах изменить.

– Очень хорошо. Как вы, должно быть, слышали, мой племянник приставлен сопровождать депеши в Париж. Майору Бриссо нужен помощник. Вас это устроит, мадам?

Соланж захлопала в ладоши так рьяно, что генерал вздрогнул:

– Не так громко, мадам…

Он опорожнил бокал одним глотком и крякнул.

– Простите меня, генерал. Александр безмерно уважает вас, и грязная клевета причиняет ему такие муки! Если моё публичное унижение опровергло эти лживые домыслы, я удовлетворена.

Рошамбо потёр виски и посмотрел на неё воспалёнными глазами:

– Вам это удалось, мадам. Как вы отважились на такое?

– Генерал, не понимаю, о чём вы?

– Конечно же, понимаете, мадам.

Он опять потер виски.

– Я считал вас… обычной. А теперь жалею, что не успел узнать получше. И теперь остаётся лишь утешать себя, представляя, что вы с Александром «предназначены друг для друга».

– Генерал, вы смеётесь надо мной?

Он отвесил низкий поклон:

– Милая, милая миссис Форнье, на это я бы не осмелился.

Три ночи спустя поднявшийся резкий ветер заставил британскую эскадру закладывать крутые галсы, чтобы удержать свои позиции. Несмотря на заверения капитана Колдуэлла, что он предупредит Соланж о готовности к отплытию, Соланж с семьёй погрузились немедленно. Чтобы избежать «прискорбной» ошибки. Когда майор Бриссо, подправив свою репутацию, покинет Сан-Доминго, супруги Форнье отбудут вместе с ним. Все их пожитки уместились в одну-единственную дорожную сумку, синий с золотом чайный сервиз завернули в мягкую ткань. Драгоценности, несколько золотых луидоров и заряженный четырехствольный револьвер поместились в ридикюль Соланж. Наиболее же ценные, брачное соглашение и аккредитив, она подшила в юбку Руфи.

К утру британские суда отнесло в открытое море, и горизонт очистился от их парусов, но майор Бриссо прибыл на борт лишь к десяти часам. Солдаты подняли на борт тяжёлые сундуки генерала, после чего началась перекличка, в результате которой выявили двух дезертиров, прятавшихся в укрытиях, которые пытались уехать тайком. Капитан Колдуэлл был встревожен поздним отплытием; американские суда официально находились под защитой нейтралитета, но если они перевозили французские трофеи, то считались вполне законной добычей.

Было свежо и солнечно, воздух сиял бриллиантовой чистотой. Майор Бриссо, стоя рядом с капитаном Колдуэллом, вздрогнул, когда с пристани прогремело два выстрела.

– Боже милостивый, – пробормотал он.

Капитан отдал приказ старшему матросу поднять ещё паруса, после чего повернулся к ценному пассажиру:

– Отличный день, месье. Прекрасный. Если ветер не переменится, мы быстро домчимся.

Александр грустно улыбнулся:

– Прощай, Сан-Доминго, проклятый остров. Твои жрецы вуду прокляли нас. Всех нас.

Капитан хмыкнул:

– Я христианин, сэр.

– Да. Они тоже.

Когда остров нырнул за линию горизонта, ещё долго виднелась струйка дыма, подымавшаяся над плантацией или над городком, а может быть, над перекрёстком, где схлестнувшись, теперь сражались и умирали люди.

Александр пожал плечами:

– Эти чернокожие… Обожают нас и в то же время ненавидят. Никогда этого не пойму…

– Всё это осталось позади.

– Я слишком многое там оставил.

Капитан Колдуэлл улыбнулся:

– Вы оставили меньше, чем думаете. Вы проверяли свою каюту?

– Сэр?

Зайдя в каюту, Александр остановился как громом поражённый, обнаружив там маленькую девочку, которая накрывала стол к завтраку мужчине, которого он где-то когда-то встречал, и женщине, которую помнил чересчур живо.

– Мадам!

– Ах, Огюстен, взгляни! Это мой любовник, Александр. Правда красивый?

Муж опустил вилку и спокойно оглядел своего противника.

– Добрый день, майор Бриссо.

– Александр, – сказала Соланж, – у вашего дяди весьма своеобразное представление о том, кого позволено или не позволено любить. Моя выходка спасла вас и вернула вам – и вашей семье – доброе имя.

У майора от возмущения слова застряли в горле. Почему, почему мадам Форнье позволяет себе вмешиваться в его дела?

– Сэр, – победно улыбнулась Соланж, – я восстановила вашу репутацию ценой некоторой утраты своей. Разве я не заслужила вашей благодарности?

Но тот, видимо, так не считал. Несмотря на ровный ветер и отличную погоду, путешествие вышло не из приятных. Александр угрюмо молчал. Огюстен был подавлен. Соланж, которая всё детство провела на воде, но не на больших судах, жестоко страдала от морской болезни. Но Руфь стала любимицей матросов. Они немилосердно баловали её конфетами и учили «американскому» английскому. Один крепкий матрос донёс её на спине до самой верхушки грот-мачты.

– Меня качало прямо над водой, – рассказывала она потом Соланж. – Оттуда весь мир видно.

Когда Александр высадился во Фрипорте, его вместе с трофеями генерала уже ждала быстроходная шхуна.

– Мадам, – с усилием произнёс на прощание Бриссо, – вы – страшная женщина.