Я заставляю себя открыть глаза и сразу понимаю, что лежу в кровати, приподнимаюсь и смотрю на Ким. Звуки, которые я принял за шипение морского прибоя, имеют иное объяснение. Шуршала одежда и язычок платья, которое Кимберли на себе застегивает. Одеваясь, она собирает золотисто-каштановые волосы в хвост и начинает закидывать мелочи в свою сумочку, дважды тянет за язычок и продевает ноги в туфли. Ким стоит спиной к кровати, и над головой её ореолом сверкают солнечные лучи. Куда это она собралась?

— Ким? — спросонья голос мой звучит хрипло.

Кимберли замирает и я, бесшумно поднимаясь, быстро надеваю штаны, продеваю ноги в отверстия и замедляясь, застегиваю пуговицу. Все это время я не свожу с нее глаз. Ким оборачивается и смотрит на меня через плечо, но я ничего не могу прочесть на ее лице, и это заставляет меня нервничать. Затем, когда тишина становится слишком гнетущей, она медленно проговаривает:

— Ты не пришел, — голос ее сухой и бесцветный, как у рассказчика на аудиокассете. Внутри у меня всё холодеет и я сразу всё понимаю. Она поворачивается ко мне. — Тогда, пять лет назад. Мы собирались сбежать от родителей, а ты не пришел.

— Послушай, я могу это объяснить.

— Ты мог позвонить. Мог написать, в конце концов, мог сказать Элайне!

— Знаешь что? — тут уже у меня самого выливается раздражение. — Ты тоже не ликом шита. Я видел вас вместе.

— Меня? — с таким удивлением спрашивает она. — С кем ты меня видел?

— С одноклассником твоим бывшим, Стэном Дэвисом. Который ухлестывал за тобой, — продолжая говорить, я тянусь к комоду, доставая из ящика доказательства своих слов. — Он ласкал тебя, а ты и не против была пригреться у него на груди. Не помнишь?

И тут я вижу, как ее взгляд широко распахивается, ошеломленно прослеживая, как я бросаю на комод фотографии, которые со звонким шлепком ударяются о поверхность, после чего наступает оглушительная, звенящая тишина.

12

В каком-то нелепом кататоническом ступоре я медленно подхожу и беру фотографии. В ушах плавают лишь мои мысли, они стучат по черепной коробке, больно отдаваясь в висках, вывинчивают каждый нерв в моём теле, замораживают глаза.

Пару секунд я нахожусь в капитальном зрительном параличе и только затем мой мозг разбирает все цвета по частям. На первом снимке Стэн нежно целует мою ладонь. На другом он прислоняется к моему лбу и удерживает мое лицо в своих ладонях. Мои глаза блаженно прикрыты, губы растягиваются в милой улыбке, руки лежат на его боках.

Я хорошо помню это. Вот я стою под палящими лучами летнего солнца возле белого здания больницы, на моем лице блаженная улыбка, и только самые близкие поймут, что улыбка эта на самом деле исполнена тревогой и страхом. Только что я узнала, что беременна. Меня одолевают разные чувства, как и любую другую восемнадцатилетнюю девчонку, только что узнавшую о своем положении. А человек, которого я люблю, бросил меня. Стэн поддержал меня, а я разрыдалась у него на плече. Но на фото этого конечно нет. Папа (а я не сомневаюсь, что это он) подобрал самые удачные кадры, — за нежной улыбкой скрыта глубокая тоска и горечь, за ласковыми касаниями — боль и тревога. Я улыбалась, глядя в глаза Стэну, но Бог знает, сколько усилий мне стоила эта улыбка.

Да, это несомненно фотография двух влюбленных. Теперь я понимаю, почему Кейн так решил. Не зная себя, я бы тоже решила, что люблю Стэна. Обманчивая реальность. Вылизанная картинка, за которой стоит столько поломанных жизней.

— Это же «Бейби-Сиэтл» на окраине города… — мой тихий шепот потрясённо прорезает фоновую тишину. — Я ещё была в отчаянии… Стэн тогда приехал, чтобы поддержать меня, — я поднимаю на Кейна полные болезненных воспоминаний и непонимания глаза и потрясённо шепчу: — Откуда у тебя эти фотографии?

— Что значит, поддержать тебя? — спрашивает Кейн, игнорируя мой вопрос. — Вы разве не вместе были? Ты же приняла его предложение руки и сердца, и вышла за него замуж.

По мере произнесенных слов его глаза все больше наполняются озадаченностью и каким-то маленьким проблеском понимания, но слишком далёким, пока неспособным пробить толстую броню из лжи. Это неправда, нет. Ты же знаешь. Я делаю глубокий вдох.

— Кто тебе такое сказал? — в голосе моем сухая отстранённость.

— Твой отец.

— Папа? Господи.

— Он сказал, что ты разочаровалась во мне из-за того, что я не пришел… — с несвойственной ему неуверенностью отвечает Кейн, внимательно изучая мое лицо. — И видеть меня больше не хочешь.

— И ты поверил ему?

— Нет, — твердо отвечает Кейн. — Поэтому пришел лично с тобой поговорить. Хотел объясниться. Был уверен, что ты поймёшь меня и простишь, — тут его глаза смягчаются и тон становится чуть ниже, пробивая в голосе тонкую брешь: — Я же знаю тебя. Знал, — грустно подчеркивает Кейн. Пару секунд он собирается с мыслями, он делает глубокий вдох, несильно расправив плечи и говорит, глядя мне в глаза: — Ким, я не смог прийти на наше место, потому что меня схватили, обвиняя в «краже» моей сестры из детдома. У меня забрали телефон и я не мог тебе позвонить. После того, как меня выпустили, я приходил к твоему дому три вечера подряд и стучал в твое окно… Но ты мне так и не открыла.

Придушенные временем воспоминания накрывают ураганом. И я понимаю, что как же далеко остались те безоблачные дни, когда мы с Кейном ещё не знали, что такое боль и предательство. Такие дни ты записываешь на плёнку внутренней памяти и воспроизводишь раз за разом в другие вечера, полные боли и одиночества. До всех этих разрушающих событий Кейн часто приходил ко мне каждый вечер, забирался по разветвленному дубу, что стоял напротив моей комнаты на втором этаже и стучал камешком в окно. Я запирала дверь комнаты изнутри, пускала его через окно и мы до утра нежились в объятиях друг друга, будучи уверенными в том, что нас не поймают. Сейчас же я смотрю на него спустя пять лет нашей разрушенной жизни, и не верю в то, что судьба так жестоко над нами посмеялась.

— Родители переселили меня в другую комнату, — мой голос доносится глухо, словно я нахожусь в доме и разговариваю с человеком по ту сторону закрытого окна. — И на окна поставили решетки. Первое время они не разрешали мне даже пройтись по дому в одиночку.

Кейн подхватывает, не сводя с моих глаз взгляда, продолжая уловленную нами обоими