— Мне только что позвонила Симона, — сообщил он. — Очевидно, до прессы дошли слухи о вчерашнем происшествии, и они разбили лагерь у ее дверей.

— Пресса? — повторила я с тревогой, и первым моим ощущением было чувство вины. На пару секунд меня охватил иррациональный страх: неужели каким-то образом наша вчерашняя встреча с охранником просочилась в заголовки?

— Да, похоже, ее бывшему не понравилось, как его обработали, и он решил всем рассказать об этом.

— Понятно, — выдохнула я, одновременно с облегчением и беспокойством. — Черт.

— Можно и так сказать, — сухо согласился он. — В любом случае Симона в осаде, и ей нужна поддержка. Я велел ей задернуть шторы и оставаться внутри и предложил прислать всю команду, но она хочет видеть только тебя. Как быстро ты сможешь туда добраться? — Шон дал мне адрес тихой окраины на северо-западе Лондона. Нетипичный район для выигравшего в лотерею.

Я села на кровати и высунула ноги из-под одеяла.

— На байке? Примерно через сорок пять минут, — сказала я, думая о своей «хонде файрблейд», стоящей внизу на цепи в гараже. Ничто не преодолевает утренние пробки так эффективно, как мощный мотоцикл.

— Нет, думаю, тебе стоит заскочить в офис и взять корпоративную машину, — возразил Шон. — В этом случае, если ситуация выйдет из-под контроля, ты сможешь отвезти их в безопасное место.

— Если я поеду в офис, у меня уйдет на час больше, чтобы добраться до Симоны.

— Ей ничто не угрожает прямо сейчас. Репортеры — это неприятно, но они не станут врываться к ней в дом ради материала.

— Хорошо, — сдалась я, поспешно направляясь в душ. — Скажи ей, что я уже еду и буду у нее так скоро, как смогу.

— Уже сказал, — ответил Шон с легкой улыбкой в голосе. Затем сделал паузу, как будто в нерешительности. — У тебя все в порядке?

Я остановилась, почувствовав напряжение в его словах и понимая, что многое зависит от моего ответа, каким бы он ни был.

— Да, все хорошо, — наконец отозвалась я и обнаружила, что мне стало трудно дышать. Сглотнув, я повторила, на этот раз более небрежно: — У меня все хорошо, Шон. Не волнуйся.

— О’кей, — сказал он так бесстрастно, что я засомневалась, правильно ли ответила. — Я буду на связи, — добавил он, уже более деловым тоном. — Береги себя, Чарли. — И с этими словами повесил трубку.

— Ладно, — сказала я раздавшимся гудкам. — И ты тоже.

Симона занимала половину обычного двухквартирного дома, построенного в послевоенное время, с деревянным покрытием верхнего этажа в псевдоелизаветинском стиле и строгой кирпичной кладкой внизу. Парадная дверь была из крепкого дерева; рядом с домом располагался почтовый ящик красного цвета. В боковой части дома находился гараж; длинная узкая калитка вела на задний двор.

Палисадник перед домом выглядел основательно запущенным, хотя ботинки журналистов и фотографов, которые там топтались, уже успели превратить его в сырую коричневую кашу, так что было трудно делать какие-то выводы.

Я остановилась у грязной подъездной дорожки и позвонила по мобильному, прежде чем направиться внутрь. На том конце долго звучали гудки, потом Симона ответила.

Я не была настолько смелой или глупой, чтобы пытаться выбраться из машины раньше времени. Поведение толпы журналистов передо мной напоминало перебранку гиен, подстерегающих добычу.

В общей сложности у меня ушло два с половиной часа от звонка Шона до прибытия к дому Симоны, включая то время, что я потратила, чтобы добраться до офиса и сесть в одну из корпоративных «мицубиси».

Большую часть пути я провела на нейтральной передаче, глядя сквозь движения «дворников» на стоп-сигналы машины, ехавшей впереди, и думая о Шоне. Точнее, о его действиях накануне днем.

В некотором смысле я понимала его мотивы, но, конечно, он мог бы найти другой способ выразить свои сомнения относительно моих способностей, не направляя на меня нож. Я могла только догадываться о том, что сказал бы мой отец по этому поводу, если бы кто-нибудь под пыткой заставил меня все ему рассказать. Их отношения с Шоном нельзя было назвать близкими, и этот случай вряд ли внушил бы отцу более теплые чувства.

Один из фотографов на подъездной дорожке обернулся, заметил мою машину и попытался приподнять камеру незаметно для товарищей-папарацци. Когда и остальные наконец поняли, что происходит, они все рванули ко мне, отпихивая друг друга локтями, — их мнимое братство исчезло, как только в воздухе запахло свежей кровью.

Я завела машину и медленно тронулась. Журналисты, оценив крепкий кенгурятник на бампере моего джипа, с неохотой расступились, чтобы дать мне проехать. Если бы они этого не сделали, не факт, что я бы остановилась.

Я затормозила настолько близко от парадной двери, насколько это было возможно, проверила по привычке воротник своей рубашки и протиснулась сквозь толпу, не обращая внимания на вопросы, микрофоны и вспышки фотоаппаратов, которыми тыкали мне в лицо. Симона, должно быть, наблюдала за мной, потому что открыла дверь в тот момент, как я к ней приблизилась, — и я стремительно проскользнула в щель.

С улицы все еще доносились крики журналистов, заглушаемые толстой деревянной дверью. Симона прислонилась к ней и на миг закрыла глаза.

Маленькая прихожая была выкрашена в бледно-желтый цвет. Три двери вели из нее в другие комнаты; на второй этаж поднималась застланная ковром лестница. На стенах висели традиционные репродукции в дешевых, но веселых рамочках. Я задала себе вопрос, изменит ли вкус Симоны тот факт, что теперь она может себе позволить оригиналы.

— Как давно они здесь? — спросила я, кивнув головой в сторону ворот.

— Мне кажется, уже целую вечность, — устало ответила Симона, открывая глаза. — Думаю, с тех пор как рассвело. В любом случае именно тогда они начали звонить в этот гребаный звонок.

— А где Элла?

Симона одними глазами указала на второй этаж.

— Они ее напугали, когда молотили по окнам, так что я велела ей оставаться наверху. У нее в комнате есть свой телевизор и игрушки.

— Шон передал мне, что Мэтт обо всем рассказал. Как это произошло?

Симона быстро глянула на лестницу, как будто хотела проверить, нет ли в пределах слышимости пары маленьких ушей. Затем подняла сложенную газету со стола в прихожей и бросила ее мне.

— Вот. Почитай сама.

Я быстро просмотрела первую полосу. История была изложена под большим завлекательным заголовком, напечатанным жирным шрифтом:

БОГАТАЯ СТЕРВА

Ниже в красочных подробностях была изложена история о том, как Симона выиграла миллионы и затем, в приступе внезапной жестокости, выгнала отца своего ребенка из дома, где они жили вместе в течение последних пяти лет. Я взглянула на Симону, которая наблюдала за мной. Ее лицо застыло от гнева и стыда. Я перечитала статью внимательнее.