— Не могу, заклинило. — Федор Федорович тряс своими страшными кистями под маленьким кусочком плоти. — Боря, давай ты, мочись на меня! Ох, ексель-моксель.

Борис расстегнул брюки, нисколько не заботясь, что все это может наблюдать Татьяна. У него тоже, но от волнения, дрожали руки, и сначала ничего не выходило. Потом полилось. Он прицельно орошал кисти старика.

— Полегчало? — спросил он, застегивая старику и себе штаны.

— Не пойму, горит до костей.

Когда они сели в машину, от мокрых носков Бориса обдуваемых теплой струей из печки, пошел характерный запах. Он смешивался с запахом от рук Федора Федоровича. Татьяну слегка начало мутить. В голове одна за другой мелькали мысли. Скоро они подъедут к больнице, по отзывам, нищей и плохой, как большинство сельских. Значит, нужны будут лекарства. Обязательно спросить какие. Корова Зорька. Кормилица семьи Знахаревых. Летом они продают молоко дачникам, на вырученные деньги живут целый год. Знахаревы гордые, Федор Федорович сколько ей помогает по соседству, а денег даже за расчистку дороги не берет. Нужно сено на корм Зорьке.

— Анна Тимофеевна, Федор Федорович, — обратилась к ним Татьяна, — где можно сено купить? У бабы Стеши только для козы припасено.

Старики не отвечали. Анна Тимофеевна дышала частыми булькающими всхлипами, а Федор Федорович поникнул головой, то ли уснул, то ли потерял сознание.

Больница находилась на въезде в Ступино. На больших металлических воротах висел замок. Борис, открыв окно, крикнул:

— Эй! Открывайте быстро!

Не дождавшись ответа, он вышел из машины. В проходной пусто. Взял монтировку из багажника и сорвал замок. Сегодня у него день открытых дверей.

Они подъехали к невысокому зданию, на двери которого было написано «Приемный покой». Татьяна осторожно положила голову Анны Тимофеевны на сиденье, вышла из машины и бросилась к дверям. Заперто. Двенадцать часов дня, а у них заперто. Она нашла на двери кнопку звонка и стала давить на нее. Никакой реакции. Слышно, как звенит звонок, но никто не торопится открывать.

— Померли все, что ли! — в сердцах чертыхнулся Борис.

Он просунул руку в открытое окно автомобиля и стал сигналить. «Жигули» на тихий гудок пожаловаться не могли. Короткий, длинный, короткий, короткий, длинный — больничный сквер с заснеженными деревьями отлично усиливал звук, не услышать их могли только покойники.

Через несколько минут в конце аллеи показалась женская фигура в белом халате. Борис убрал руку с руля.

— Шо гудите? Шо хулиганите? — закричала на них издалека и погрозила кулаком девушка.

Словно они не в государственное учреждение приехали, а вторглись в частную собственность.

— Мы привезли раненых с пожара, — торопливо объясняла Татьяна молоденькой медсестре, с не по-больничному обильным макияжем. — Старики, они совсем плохи.

— Все равно гудеть не надо, — раздраженно буркнула девушка, но от дальнейших упреков, которые вертелись у нее на языке, воздержалась.

Медсестра открыла ключом дверь приемного отделения и распорядилась:

— Заносите больных.

Она молча наблюдала, как Татьяна и Борис вытаскивали из машины Анну Тимофеевну, уже переставшую стонать и только хрипло дышащую, вели под руки Федора Федоровича, из его закрытых глаз по обожженному лицу катились слезы.

Сестра тяжело, с досадой вздохнула:

— Ждите. Я за врачом пошла.

Раскачивая бедрами, отнюдь не быстрой походкой, она двинулась назад по аллее.

Анну Тимофеевну положили на кушетке в коридоре, Федора Федоровича посадили в неудобное деревянное кресло с откидывающимся сиденьем. Ряды таких кресел прежде стояли в кинотеатрах. Лет двадцать назад.

Борис осмотрелся — убогость лезла из всех щелей. Обшарпанные стены, закрашенные темной краской, дощатый пол, протечки на сером потолке. Грязи нет, но уборка в подобном помещении не может скрыть свидетельств нищеты и обветшалости.

— Таня, я выйду покурить? — спросил Борис.

— Конечно, — ответила она, не поднимая головы и продолжая гладить руку безучастной Анны Тимофеевны.

На улице он подошел к сугробу, вымыл руки, а потом лицо снегом. Если не думать о том, что осталось у тебя за спиной, то вокруг радующая глаз картина — уснувший на зиму дом отдыха. Солнечный день, несколько деревянных зданий в старом парке, воробьи щебечут. Тишина, покой. Несчастные, обожженные, покалеченные старики не ко двору в этом сонном царстве.

Борис выкурил две сигареты, когда, наконец, пришли давешняя медсестра и врач — коренастый пожилой мужчина с ежиком седых волос. На приветствие Бориса он только кивнул, не разжимая губ. Любезностью в ступинской больнице не грешили.

Врач подошел к Анне Тимофеевне, взял ее руку, послушал пульс. Открыл ей веки — что он там мог увидеть в сумерках коридора? На Федора Федоровича глянул только мельком, спросил Татьяну:

— Откуда их привезли?

— Из Смятинова.

— Наш район?

— Не знаю.

— Наш, — подала голос медсестра, — это лизуновские.

— Пройдите. — Врач пригласил Татьяну в кабинет.

Он уселся за стол, выдвинул ящик, достал какие-то бланки, испробовал три ручки, пока не обнаружил одну пишущую.

— Фамилия? — спросил он.

— Чья? — растерянно прошептала Таня.

— Не ваша, конечно, больных.

— Знахаревы Федор Федорович и Анна Тимофеевна.

— Не частите. Сначала он. Знахарев Федор?

— Федорович. У них сгорел дом. На Анну Тимофеевну упала балка, очевидно, пострадала грудная клетка…

— Ваши диагнозы меня не интересуют, — перебил врач. — Вы привезли их страховые полисы?

Борис, наблюдавший этот разговор через раскрытую дверь, не выдержал, шагнул в кабинет:

— Послушайте, доктор! Как, кстати, вас зовут? Мы привезли не полисы, а людей в тяжелейшем состоянии! А вы здесь бюрократию разводите. Им нужна срочная помощь!

— Кто вы такой? — Врач словно ждал повода, чтобы вскочить и закричать на кого-нибудь. — Родственник? Что? Посторонний человек? Посторонним здесь находиться запрещается! Выйдите вон!

Голос у врача был зычный, густой. Татьяна испуганно сжала руки. А Борис, разозлившись, тоже повысил голос:

— Прежде чем я выйду, вы мне назоветесь и скажете, в состоянии ли оказать врачебную помощь старикам!

— Доктор Козлов меня зовут! Устраивает? Тридцать лет прослужил врачом на флоте, и вы мне не указывайте, как и какую помощь оказывать! Очистить помещение!

Багровый от крика, Козлов подскочил к Боре, толкнул его двумя руками в грудь. Борис вылетел в коридор.