истории двух первых секретарей исконно русских губерний, Питера и Нижнего Новгорода, этническое происхождение которых ни у кого не вызывало сомнений, в компании с Генсеком не была случайностью: В эти дни Сталин предложил С.М. Кирову должность секретаря ЦК по идеологическим вопросам, а в качестве подстраховки предложил и кандидатуру Жданова: были у Генсека сомнения в том, что Киров захочет покинуть Ленинград, и дальнейший разворот событий показал, что в чем в чем, а в кадровой политике Сталин разбирался хорошо.

Согласие стать ещё одним секретарем ЦК Киров дал, но переезжать из Ленинграда в Москву категорически отказался и уж тем более заниматься вопросами истории: «Ну какой же я историк?!» заявил он Сталину и предложил Генсеку сделать заместителем секретаря ЦК по идеологическим вопросам, то есть своим заместителем, Жданова, переведя того из Нижнего Новгорода в Москву.

Так на советском (и российском) политическом Олимпе в 1934 году появилась фигура Андрея Александровича Жданова, которому суждено было через 15 лет, и через год после своей смерти в августе 1948 года, сыграть заглавную роль в феномене т. н. «Ленинградского дела».

5 марта 1934 г. появилось решение Политбюро по этому вопросу, 20 марта заведующий отделом культуры и пропаганды ЦК ВКП(б) А.И. Стецкий и А.С. Бубнов получили задание подготовить предложение о составе авторов учебников по истории СССР. 29 марта постановлением Политбюро авторские коллективы были утверждены. В тот же день Политбюро приняло постановление о создании исторических факультетов в составе университетов. Для выработки итогового документа Бубнову было поручено вызвать из ссылки Е.В. Тарле. Два постановления Политбюро — от 5 и 29 марта — были объединены и составили основу постановления Политбюро (и СНК СССР) от 15 мая «О преподавании гражданской истории в школах СССР», текст которого был отредактирован самим Сталиным.

Свидетельство о заседании Политбюро ЦК 29 марта сохранил для истории приглашенный на это действо историк С.А. Пионтковский. Практически на заседании говорил только Генсек, пишет он в своем дневнике, так как остальные просто не были готовы к такому идеологическому развороту. «История, — говорил Генсек, — должна быть историей. Нужны учебники древнего мира, средних веков, нового времени, история СССР, история колониальных и угнетенных народов. Бубнов сказал, может быть, не СССР, а история народов России? Сталин говорит — нет, история СССР, русский народ в прошлом собирал другие народы, к такому же собирательству он приступил и сейчас. Дальше, между прочим, он сказал, что схема Покровского не марксистская схема, и вся беда пошла от времен влияния Покровского»[26].

Публикатор архивных документов того периода М.В. Зеленов в 2006 году отмечал, что в январе 1936 года, после волны публикаций о фашизации историографии в Германии, Сталин инициировал ряд статей против концепции М.П. Покровского[27].

«Необходимо было, — пишет Зеленов, — подчеркнуть объективную необходимость смены концепций исторического пути России и, следовательно, оправданность действий Сталина в этом направлении после прихода в Германии к власти фашистов. Сталин готовился к войне и понимал, что необходимо готовить к ней и массовое историческое сознание, для чего необходимо было формировать новую историческую идеологию, охватывающую население страны призывного возраста, т. е. студентов и старших школьников. Удобнее это было сделать через школьные учебники и истфаки университетов. Фигура Покровского не была заменена каким-либо иным авторитетным историком, она была заменена фигурой Сталина».

Зеленов приходит к выводу, что результат проведенной реформы был оправдан в годы войны: власть смогла сформировать такую идеологию, такое понимание патриотизма, которые объединяли воедино все народы, национальности в борьбе против фашизма. При изменении массового исторического сознания через кинематограф и литературу предпринятые меры дали желаемый эффект.

Как всегда, проведение реформ сопровождалось сменой носителей старых идей на носителей новых идей. Если в 1929–1930 годах репрессировалась старая профессура, то в 1934—1936-х были репрессированы представители «школы Покровского». Смена курса в 1938–1939 годах также привела к новым репрессиям, поскольку Сталин мыслил персоналистично: новую идеологию должны проводить новые люди[28].

Чтобы завершить с этим важным политическим сюжетом из политической истории страны, следует сделать одно замечание: позицию Сталина идеализировать в этом плане не стоит. Было бы неверным считать Сталина русофилом. Он был тем, кем он сам себя долго называл, — нацменом и ровно в этом качестве и держал себя всю жизнь.

При этом следует учитывать, что выраженную Сталиным при образовании СССР концепцию автономизации (единая и неделимая в политическом отношении Россия) менее всего следует толковать как русоцен-тризм, и уж тем более как русофильство. Нет, конечно. Русофилом Сталин никогда не был (хотя и русофобом — тоже). Генсек в своем поведении всегда руководствовался политической целесообразностью. Он всегда был и при этом и ощущал себя нацменом, то есть представителем малого народа, присоединившегося (присоединенного) к великому народу и к великой стране. То есть Иосиф Джугашвили с молоком матери воспринимал как данное свыше, что Россия — это великая, мирового значения держава, а русский народ — это государствообразующая этническая субстанция, которая на протяжении многих веков сумела организовать на огромной географической территории земного шара государство с мирового значения культурой (духовной, материальной, интеллектуальной, бытовой), и на основе этой культуры этот народ (русский) объединил вокруг себя десятки других народов и их культур, не уничтожая и не разрушая эти последние, а по мере возможности (по мере возможности!) сохраняя их.

Как нацмен Иосиф Джугашвили остро ощущал свою грузинскую сущность, остро любил свой народ, что нашло проявление в его юношеских стихах, но при этом не отторгал ни русский народ, ни русскую культуру. Более того, уже в революционной среде отличаясь от своего близкого окружения глубоким умом и ясным сознанием, он понимал, что единственным (и главным) фактором, обеспечивающим существование этого громадного образования — Российской империи — был всегда русский народ, играющий государствообразующую роль.

В новейшей российской историографии можно встретить утверждения, что русофобский взгляд на историческую роль русского народа является вовсе не ленинским, а это, дескать, Троцкий его попутал и даже (даже!) именно Троцкий-то, якобы, и подтасовал последние надиктованные вождем статьи с резкими обвинениями в адрес «русских держиморд». Есть уже и позитивная реакция на эти измышления[29].

Но дело, конечно, не в спекулятивных попытках во что бы то ни стало «реабилитировать» «вождя мирового пролетариата» в его русофобских позициях. Анализировать нужно факты и только факты. А эти последние показывают, что сталинская концепция «автономизации», которую он отстаивал при создании СССР, была Лениным опрокинута с вполне определенным намерением и Советский Союз был сознательно создан с колоссальной силы миной, заложенной в его организационно-политическое основание, миной, которая, по замыслу Ленина, рано или поздно должна была