Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Давай, давай! Не теряйся! Смелее! Давай прыгай!
— Помогите! — заорал тот навстречу ветру.
— Помогите! — закричал кондуктор, вцепившись в его ногу.
Два испуганных пассажира с негром-проводником подбежали на помощь. Они побороли Пехтуру и втащили в вагон насмерть перепуганного солдата. Кондуктор наглухо закрыл окошко.
— Джентльмены, — он обращался к двум пассажирам, — пожалуйста, посидите тут, не давайте им выкинуть его в окно. Я их всех ссажу, только бы доехать до Буффало. Я бы остановил поезд сейчас же, но если оставить их одних — они его прикончат. Генри, вызови главного кондуктора, — приказал он проводнику, — и попроси его телеграфировать в Буффало, что мы везем двух сумасшедших.
— Да, да, Генри, — подхватил Пехтура. — Вели им приготовить оркестр и три бутылки виски. Если нет своего оркестра — пусть наймут, я оплачу! — Он вытащил из кармана распухший комок долларов и один отдал проводнику. — А тебе тоже оркестр? — спросил он Лоу. — Нет, нет, тебе он ни к чему. Поделимся. Беги! — сказал он проводнику.
— Слушаюсь, сэр капитан! — Белые зубы блеснули, как внезапно открытый рояль.
— Присмотрите за ними, господа! — попросил кондуктор своих добровольных стражей. — Эй, Генри! — крикнул он вдогонку белой куртке проводника.
Приятель Пехтуры, бледный, весь в поту, боролся с подступившей тошнотой. Пехтура и Лоу сидели спокойно: один — приветливый, другой — воинственный. Новые пассажиры сели, плечом к плечу, словно ища ДРУГ У друга поддержки, и вид у них был растерянный, но решительный. Другие пассажиры снова равнодушно втянули головы в плечи, наклонились над газетами и книгами; поезд мчался мимо заката.
— Ну-с, джентльмены, — начал Пехтура.
Оба штатских вскочили, как наэлектризованные, и один сказал:
— Ну-ну-ну! — и успокоительно обхватил солдата руками. — Не шуми, солдат, мы тебе поможем. Мы — американцы, мы ценим, что вы для нас сделали.
— Хэнк Уайт, — пробормотал пьяный.
— Что? — переспросил его приятель.
— Хэнк Уайт, — повторил тот.
Пехтура обрадованно повернулся к штатскдму.
— Вот так штука, будь я неладен. Оказывается, это наш старый добрый Хэнк Уайт собственной персоной. Я же с ним рос вместе! Слушай, Хэнк! А мы слышали, что ты не то умер, не то чем-то торгуешь, кажется, роялями. Тебя, случайно, не выгнали, нет? Что-то я не вижу при тебе рояля.
— Нет, нет, — испуганно залопотал штатский. — Вы ошиблись. Шлюсс моя фамилия, у меня свое дело — дамское белье. — Он вытащил карточку.
— Да что вы говорите! Вот это славно! Послушайте, — Пехтура доверительно наклонился к штатскому, — а у вас образчиков с собой нет, образчиков дамочек? Нет? Жаль, жаль! Ну, ничего. Я вам достану в Буффало. Нет, не куплю, а просто достану, так сказать, во временное пользование. Горацио! Где бутылка? — спросил он Лоу.
— Вот, майор! — И Лоу вытащил бутылку из-под куртки.
Пехтура открыл ее, протянул штатским.
— Думайте о чем-нибудь далеком-далеком и пейте сразу! — посоветовал он.
— Спасибо, — сказал тот, кого звали Шлюсс, церемонно передавая бутылку своему соседу.
Оба осторожно наклонились и выпили. Пехтура и курсант Лоу выпили, не наклоняясь.
— Легче, легче, солдатики! — предупредил Шлюсс.
— Не бойтесь! — сказал Лоу.
Все снова выпили.
-=- А почему он не пьет? — спросил второй штатский, молчавший до сих пор, и показал на спутника Пехтуры.
Тот сидел в углу, странно согнувшись. Пехтура тряхнул его, и он вяло сполз на пол.
— Вот как влияет этот дьявольский ром, друзья! — торжественно произнес Пехтура и отхлебнул из бутылки.
Выпил и курсант Лоу. Он протянул бутылку штатским.
— Нет, нет! — настойчиво повторил Шлюсс. — Сейчас больше нельзя!
— Он не то говорит, — сказал Пехтура. — Необдуманно. — И он и Лоу пристально уставились на штатских. — Дай время, пусть придет в себя.
Шлюсс подумал и взял бутылку.
— Все в порядке, — доверительно сообщил Пехтура курсанту. — А я было решил, что он хочет оскорбить честь нашего мундира. Но это не так, а?
— Нет, нет, что вы! Никто так не уважает военных, как я. Верьте, я бы и сам пошел сражаться вместе с вами! Но кому-то надо было вести дела, пока ребята были на фронте. Разве неправда? — обратился он к курсанту Лоу.
— Не знаю! — со сдержанной неприязнью ответил тот. — Я сам и поработать не успел!
— Что ты, что ты! — упрекнул его Пехтура. — Не всем же повезло, не все такие молодые.
— В чем это мне повезло? — зло спросил курсант Лоу.
— А если не повезло — молчи, нам и своих забот хватает.
— Конечно! — торопливо подхватил Шлюсс. — У всех свои заботы. — Он слегка прихлебнул из бутылки, но Пехтура сказал:
— Да пейте же как следует.
— Нет, нет, спасибо, с меня хватит.
Глаза у Пехтуры стали, как у змеи.
— Ну-ка, выпей! Хочешь, чтоб мы вызвали кондуктора и пожаловались, что ты у нас отнимаешь виски?
Тот сразу отдал ему бутылку, а он обернулся к другому штатскому:
— Чего это он чудит, а?
— Не надо, не надо! — сказал Шлюсс. — Слушайте, ребята, вы пейте, а мы за вами присмотрим.
Молчаливый штатский добавил:
— Как родные братья.
И Пехтура сказал:
— Они думают, что мы хотим их отравить. Они, кажется, решили, что мы — немецкие шпионы.
— Да что вы, что вы! Я военных уважаю, как родную мать!
— Раз так — давай выпьем!
Шлюсс хлебнул из бутылки, передал ее второму. Тот тоже выпил, оба страшно вспотели.
— А он ничего не будет пить? — спросил молчаливый штатский, и Пехтура сочувственно посмотрел на второго солдата.
— Увы, мой бедный Хэнк! — вздохнул он. — Мой бедный друг, боюсь, что он окончательно погиб. Конец нашей долгой дружбе, господа.
Курсант Лоу пробормотал:
— Да, конечно! — Он ясно видел перед собой двух Хэнков.
А Пехтура продолжал:
— Взгляните на это доброе мужественное лицо. Мы вместе росли, вместе собирали цветики на цветущих лугах, мы с ним прославили батальон погонщиков мулов, мы с ним разорили Францию. И вот — взгляните, чем он стал! Хэнк! Неужто ты не узнаешь, чей это голос рыдает, неужели не чувствуешь нежную дружескую руку на своем лбу? Прошу вас, генерал, — он обернулся к курсанту Лоу, — будьте добры, позаботьтесь о его прахе. Я отряжу этих добрых незнакомцев в первую же кожевенную мастерскую, пусть закажут шлею для мулов, всю из цветов шиповника, а инициалы из незабудок.
Шлюсс, со слезами на глазах, попытался обнять Пехтуру.
— Будет, будет, смерть еще не разлука. Бодрись, друг. Выпей глоток, сразу станет легче.
— Что верно, то верно, — сказал тот. — Все-таки у тебя доброе сердце, братец. А ну, подымайся по сигналу, ребята!
Шлюсс вытер ему лицо грязным, но надушенным платком, и они снова выпили. В розовом свете алкоголя и заката плыл