— Спасибо. Когда вылетает самолет?

— В половине восьмого.

— А мой багаж?

— Он зарегистрирован прямо до Сан-Антонио.

— А таможенный контроль?

— Таможенный контроль в Сан-Антонио.

— Понятно. Большое спасибо. — Но ее тщетные попытки вызвать улыбку не увенчались успехом. Мужчина провел трудную ночь и был не в настроении для любезностей.

Она отошла и присела. Ее ломило от усталости, но она слишком нервничала и поэтому не хотела спать. Самолет вылетел из лондонского аэропорта в два ночи, и она сидела, уставившись в темноту и говоря себе, что все должно идти своим чередом. Барселона. Сан-Антонио. Таможенный и паспортный контроль и багаж. Потом такси. Такси будет не трудно найти. А затем Кала-Фуэрте. Кала-Фуэрте не может быть большим городом. «Где живет англичанин, Джордж Дайер?» — спросит она, и они укажут ей путь к «Каза Барко», и там она его и найдет.

Гроза обрушилась на них, когда они пролетали над Пиренеями. Капитан предупредил их, и они все проснулись и пристегнулись ремнями. Самолет накренялся и вибрировал, поднимался выше и снова накренялся. Некоторым пассажирам стало плохо. Селина, закрыв глаза, усилием воли сдерживалась, хотя и была на волоске от «морской болезни».

Когда они стали снижаться на подлете к Барселоне, ударила молния, и казалось, что у кончиков крыльев развеваются флаги. Вынырнув из туч, они попали в дождь, а когда садились в Барселоне, с грохотом преодолевая встречный ветер, взлетная полоса оказалась затопленной, а в лужах отражались взлетно-посадочные огни. Колеса коснулись бетонной полосы, вокруг них выросли водяные крылья, и все издали громкий возглас облегчения, когда самолет наконец-то замер и моторы затихли.

Странно было знать, что ее никто не встречает. Должен бы быть водитель, шофер в форме, в большой теплой машине. Или Агнес, суетливо поправляющая коврики. Должен бы быть кто-то, кто разыщет ее багаж и разберется с чиновниками. Но никого не было. Это Испания: Барселона в шесть часов мартовского утра, и не было никого, кроме Селины.

Когда стрелки часов подползли к семи, она пошла в бар выпить чашку кофе, рассчитавшись несколькими песетами, взять которые с собой ее уговорил рассудительный служащий банка. Кофе был не очень хороший, но приятно горячий, и она сидела, попивая кофе и разглядывая свое отражение в зеркале за баром. На ней было коричневое шерстяное платье, пальто цвета овсянки и шелковая косынка, съехавшая с головы. «Дорожная одежда» — как говорила миссис Брюс. У нее была идея фикс в отношении дорожной одежды. Одежда из шерсти удобна и не мнется, а сверху всегда должно быть пальто. Туфли должны быть легкими, но достаточно жесткими для длительных переходов по продуваемым ветром аэропортам, ручная сумка большой и вместительной. Автоматически, даже в драматические моменты жизни, Селина следовала этому прекрасному и неизменному совету. И не то чтобы он помогал. Она все равно выглядела растрепанной и чувствовала себя измотанной. Она боялась летать, а то, что вы одеваетесь как опытный путешественник, еще не значит, что вы таковым и являетесь, как и не развеивает убеждения, что вы либо разобьетесь в авиационной катастрофе, либо потеряете паспорт.

Самолет до Сан-Антонио казался очень маленьким и ненадежным, как игрушечный. «О нет», — подумала Селина, шагая к нему навстречу ветру, ударяющему ей в лицо запахами керосина, и загребая туфлями воду из луж. Всего несколько пассажиров мрачно толпились у самолета, как бы разделяя ее мысли. Усевшись на место, Селина получила конфету с глюкозой, которую начала жевать, как будто это было новое чудодейственное лекарство от всех страхов. Это было не так, но самолет не разбился.

Однако погода все еще была ужасной, и Сан-Антонио они увидели, только когда стали садиться. Ничего, кроме туч, серой ватой залепивших иллюминаторы. Потом они увидели дождь, а затем неожиданно поля, и крыши домов, и мельницу, и несколько сосен, и землю кирпичного цвета — и все блестело от дождя. Аэропорт только недавно построили, бульдозеры сняли верхний слой почвы, и теперь взлетная полоса казалась морем красной грязи. После посадки два механика вручную подкатили трап к самолету. На них были желтые непромокаемые плащи, до колен забрызганные грязью. Сначала показалось, что никто не торопится покинуть самолет. Когда же они вышли, то пошли осторожно, аккуратно пробираясь между лужами.

В Сан-Антонио пахло соснами. Мокрыми, смолистыми соснами. Как по волшебству, дождь прекратился. Стало теплее, ветер стих. Здесь не было покрытых снегом гор, только теплое море вокруг. Это Сан-Антонио. Полет закончился, и она пока жива. Селина сдернула с головы косынку, и ветер разметал ее волосы.

К иммиграционной службе стояла очередь. Сотрудники гражданской полиции стояли с таким видом, как будто ожидали наплыва преступников. У них были винтовки, причем явно не в качестве украшения. Чиновник иммиграционной службы работал медленно. Он был занят разговором с коллегой. Разговор был долгим, чиновник о чем-то временами спорил и делал лишь небольшие перерывы, чтобы кропотливо, страница за страницей, изучить иностранный паспорт. Селина стояла третьей и ждала десять минут, пока он наконец не поставил отметку «Въезд» и вернул ей паспорт.

Она попыталась сказать: «Мой багаж?» Он не понял или не захотел понять, а махнул ей, чтобы проходила. Она убрала паспорт обратно в тяжелую сумку и отправилась на поиски. Для маленького аэропорта в такое раннее утро Сан-Антонио казался слишком забитым, но в девять тридцать в Испанию вернулся барселонский самолет, а этот рейс пользовался успехом. Собирались семьями, дети плакали, матери громко приказывали им замолчать. Отцы спорили с носильщиками, стоя в очереди за билетами и посадочными талонами. Влюбленные стояли, взявшись за руки, ожидая момента прощания и мешаясь у всех под ногами. В здании с высоким потолком шум стоял оглушительный.

— Простите, — повторяла Селина, пытаясь пробиться сквозь толпу. — Извините… простите…

Некоторые из ее попутчиков уже собрались под вывеской «Таможня», и она старалась пробраться к ним.

— Извините… — Она споткнулась о набитую корзину и чуть не опрокинула толстого малыша в вязаном желтом пальто. — Извините, пожалуйста.

Багаж уже прибывал, его вручную ставили на приспособленную для этого стойку, выясняли, чей он, осматривали, иногда открывали, наконец таможенник отпускал его, и багаж забирали.

Чемодан Селины так и не появился. Голубого цвета с белым ремнем, его легко было опознать, и после ожидания, показавшегося ей вечностью, она поняла, что больше багажа не будет. Другие пассажиры по одному покидали зал, и Селина осталась одна.

Таможенник, который до этого времени успешно умудрялся не замечать ее, поставил руки на бедра и вопросительно поднял брови.

— Мой чемодан… — сказала Селина. — Он…

— No hablo Inglese[2].

— Мой чемодан… Вы говорите по-английски?

Второй мужчина продвинулся к ней: