«Если я попрошу его развернуться, чтобы оценить вид сзади, это будет слишком? – гадаю я про себя, и мысленно даю себе же подзатыльник. – Ну точно, я как дальнобойщик, с которым меня матушка сравнивает. Никаких домогательств, Василиса! Возьми себя в руки!»

- Васечка, - доносится сверху голос Бориса, - ты ведь скоро вернешься? Купи что-нибудь вкусненького, ладно? И чипсы не забудь.

- Это что? – приподнимает бровь Иван, кивая на закрывшийся балкон моей квартиры.

Хороший вопрос, сама который год гадаю.

- Муж мой, - отвечаю я. - Борис.

- Муж, значит, - повторяет Иван. На секунду поджимает губы недовольно, но затем принимает свой обычный наглый, до жути бесящий меня вид. – И почему он у тебя?

Какие-то вопросы он глупые задает!

- Потому что муж. Где ему еще быть – на коврике у двери, или на скамейке у подъезда?

Перед глазами предстает душераздирающая картина Боречки, свернувшегося калачиком на нашей раздолбанной скамье: лежит на боку, положив ладони под голову, и коленки к животу прижав.

Просто обнять, и плакать!

- Вы ведь расстались! – укоряет меня Ваня.

Отмахиваюсь, и отхожу от подъезда, подозревая, что в одиночестве меня не оставят. И точно, мужчина спустя мгновение равняется со мной, стараясь идти в шаг.

- Мы не расставались: Борис ушел, а затем вернулся.

- И? – подначивает Иван, вот только я не желаю распространяться о своей печальной личной жизни с первым встречным эскортником. – Ты так просто приняла его обратно?

- Не так уж и просто я его приняла, - ехидно парирую. – Борис обещал мне серенаду и поездку в карете – мечта всей моей жизни. Как я могла отказаться?!

Иван в ответ смеется, и обгоняет меня. Поворачивается ко мне лицом, придерживая за плечи, и заставляет остановиться.

- Так вот какие у тебя мечты? Серенада и поездка в карете?

Не самые плохие мечты, как по мне. Еще бы квартиру нормальную, свою дачу, отпуск в Турции, или на худой конец в Геленджике, и развод.

- Да, вот такие у меня мечты! – вызывающе вздергиваю подбородок.

- Запомню, - подмигивает Ваня. – И что, этот твой муж так и будет торчать у тебя? Может, выгонишь? Или я могу…

- Нет, - перебиваю сердито. – Слушай, ну какой же ты наглый тип! Чем тебе мой муж мешает? Он не у тебя поселился!

- Идея! – Иван легко толкает меня в плечо, привлекая внимание. – Пусть он у меня селится, а я к тебе, а?

Отмахиваюсь от дурацкого предложения, и сворачиваю на соседнюю улицу, где расположено недорогое кафе. Мне бы позавтракать!

С радостью бы выставила Бориса вон, да вот только знаю я его: специально же будет торчать под дверью, как брошенный пес, и жаловаться всем вокруг на гадину-жену. Или, того хуже, станет жить в коробке из-под холодильника, и попрошайничать. Напишет на картонке: «Пожалейте сиротинушку, покинутого женой и матерью» - с этого артиста станется.

- Ты в своем уме, Василиса? – в ужасе спросит мама, которой Борис любит жаловаться на жестокую меня. – Что люди подумают?

- Нельзя так. Не по-людски, - покачает головой папа.

- Василиса Федоровна, а почему ваш муж – бомж? Если он бомж, то вы – леди-бомж? – спросят любопытные дети, а директор продублирует этот вопрос с использованием великого и могучего русского мата.

- А я сразу говорил, что Бориска твой – камень на шею, - вздохнет дедушка – один из немногих, кто отговаривал меня от глупого брака. – Правильно сделала, что выгнала!

Но дедушка будет в меньшинстве, так что Борис останется у меня. На время.

- О чем задумалась? – прищелкивает пальцами у моего лица Иван. – Скоро завтрак принесут – я заказал.

Оказывается, мы уже сидим за маленьким столиком в кафе, а я и не заметила – так задумалась.

- Любишь его? – прищурившись, коротко интересуется Иван.

- Не твое дело.

- Ну-ну…

Закатываю глаза, но всю мою язвительность прогоняет изумительный аромат манной каши – и как Иван догадался заказать именно ее? Самый мой любимый завтрак: каша со сливочным маслом, которое медленно плавится. А если еще сахаром посыпать… прелесть!

- Вот, что я люблю, - киваю я на тарелку с кашей, и набрасываюсь на нее, не испытывая ни капли вины за оставшегося без завтрака Бориса.

Любила ли я его хоть когда-нибудь? Нужно признаться хоть самой себе – нет, никогда. А если быть совсем уж убийственно честной – Борис мне даже не нравился. Я бы и не взглянула на него, если бы не то, что все одноклассницы были на нем помешаны: «Ах, какой мальчик! Вылитый Есенин! А эти мечтательные глаза, этот горящий взор…»

Свой горящий взор Борис обратил на меня, и я, чтобы утереть нос одноклассницам, сватавшим меня за школьного дворника, сошлась с Борисом. И сама же себя убедила в своей к нему великой любви. Так хорошо убедила, что замуж за него вышла! И только после месяца совместной жизни я осознала, что Борис – не моя мечта. Ему бы жить в веке эдак восемнадцатом-девятнадцатом, в барском поместье, и сочинять свои стишата.

Я же – натура приземленная, как любит повторять Борис. Приземленная, чем и горжусь: люблю, когда в холодильнике есть еда, коммуналка оплачена, и есть лишние сто рублей на капроновые колготки.

- Василисушка, в каких облаках ты витаешь? – снова возвращает меня из астрала голос Ивана, о котором я успела забыть. – О чем думаешь?

- О колготках, - ляпаю я от растерянности.

- О, это уже интересно. Хотя, я бы предпочел увидеть тебя в чулках, - интимно шепчет мужчина, явно подтрунивая над стремительно краснеющей мной. – А можно и без них, и вообще без белья.

- А можно без меня? – интересуюсь, приподняв бровь.

- Без тебя никак, прости. Это мероприятие для двоих, - отвечает мужчина, взгляд которого опущен на мою грудь, обтянутую майкой.

- Тебе по работе этого мало, озабоченный? И, кстати, о мероприятиях, - ухожу я с неудобной темы, - мне нужно забрать кое-что в учительской, а после я напишу тебе…