Привычным движением еще раз проверив, легко ли вынимается меч из ножен, он распахнул дощатую дверь хижины.

Сырой воздух и тусклый утренний свет приветствовали его. Вода, стекающая по крыше, сочилась с карниза и хлюпала под сапогами. Холодная морось покалывала лицо. Но уж лучше это, чем проливной дождь. Плотные облака нависали низко, цепляясь за верхушки дубов, стеною стоящих на дальнем конце небольшого пастбища, а над блестящей от воды травой колыхались, будто призраки, пряди тумана. За массивными корявыми стволами прятались тени. Ричарда раздосадовало то, что именно теперь их преследуют дожди. Если бы не дождь, у него было бы гораздо больше шансов на успех. Впрочем, он и так может справиться: на земле, камнях и деревьях всегда находятся какие-нибудь знаки и следы.

Читать следы станет затруднительно — но даже затяжной дождь не сможет смыть их полностью. Ричард сызмала обучен выслеживать зверей и людей по лесам, и дождь ему в этом не помеха. Потребуется больше времени и усилий, нужно будет получше сосредоточиться — вот и все.

И тут до него дошло: когда он найдет следы Кэлен, у него появятся доказательства, что она существует. Никки и Каре не останется ничего иного, как наконец-то поверить ему.

Каждое живое существо оставляет особые, непохожие на других следы. Ричард знал, как выглядят следы Кэлен. Он также знал, каким путем они шли. И там найдутся следы и его собственные, и Кары, и Кэлен, любой сможет их увидеть. В сердце его затеплилась надежда, хотя до радости еще было далеко.

Как только он отыщет несколько отчетливых отпечатков и покажет их Никки и Каре, спорить станет не о чем. Они сообразят, что ему ничего не приснилось и искажено не его сознание, а ход реальных событий.

Тогда он сможет пойти по следам Кэлен, начиная от места последней стоянки, и найти ее. Дождь замедлит дело, но не остановит его — к тому же возможно, что умения Никки помогут ускорить поиски.

Люди, сновавшие туда-сюда по лугу, заметили, как он выходит из хижины, и стали сбегаться отовсюду. Они не были солдатами в точном смысле слова — возчики, мельники, столяры и каменщики, фермеры и торговцы, которые много лет боролись за свою жизнь под гнетом Ордена, перебивались, добывая хлеб насущный, чтобы прокормить семьи. Для большинства этих работяг жизнь в Древнем мире означала постоянное сосуществование со страхом. Любой, кто осмеливался вслух осудить правление Ордена, вскоре подвергался аресту, предавался суду за подстрекательство к бунту и шел на казнь. Поток обвинений и арестов не иссякал; сколько среди них было ложных, а сколько истинных преступников — никто не проверял. Такое правосудие, скорое на расправу, держало людей в страхе — и в узде.

Одновременно с этим в головы народа, особенно молодежи, непрерывно вбивалось учение Ордена, и уже немалая часть населения фанатически веровала в его истинность. Детям с рождения внушали, что самостоятельно мыслить вредно и лишь пылкой верой и бескорыстным служением на благо будущего добра можно заслужить славное воздаяние после смерти, войти в сияние света Создателя и избежать вечных мук в темных безднах подземного мира, под безжалостной рукою Владетеля. Любое другое направление мысли считалось дурным.

Искренне верующие очень старались сохранить существующее положение вещей. Простым людям был обещан справедливый раздел жизненных благ, а сверхблагочестивые сторонники Ордена постоянно искали случая попробовать крови отступников в надежде получить свою долю их имущества. Ведь эти мерзавцы, как учил Орден, являлись эгоистичными угнетателями — то есть грешниками, заслужившими свою судьбу. Из среды праведников постоянно шел приток молодых парней, добровольно желающих служить в войсках, стать частью благородной борьбы по сокрушению неверующих, наказать злодеев, отобрать неправедно нажитые богатства. Никто не запрещал им грабить, никто не сдерживал их жестокости; насилие над теми, кто не принял новой веры, считалось само собой разумеющимся. Именно здесь вырос особо опасный и заразительный вид фанатизма. А уже на его основе была выпестована армия разнузданных дикарей.

Именно таковы были солдаты Имперского Ордена. Они проложили себе путь в Новый мир и теперь почти безнаказанно бесчинствовали на родных землях Ричарда и Кэлен. Мир стоял у порога очень темных времен.

И именно с этой угрозой, по убеждению Энн, должен сразиться Ричард, для этого он рожден. Аббатиса и многие другие верили предсказанию, согласно которому у свободных людей были шансы выжить в этой великой битве и одержать победу только в том случае, если Ричард возглавит их.

Люди, собравшиеся здесь, осознали всю негодность идей и пустоту обещаний Ордена. Они поняли, что за возвышенными словами стоит тирания. Они решились отвоевать свое право на жизнь. И это сделало их воинами, борцами за свободу.

Тишину раннего утра нарушили возгласы радости и удивления. Люди сходились со всех сторон, гомоня и наперебой спрашивая, как он себя чувствует и вполне ли здоров. Их искренняя забота растрогала Ричарда. Подавив нетерпение, он заставил себя улыбаться и принялся пожимать руки тем, кого знал по событиям в городе Алтур-Ранг. Ведь им хотелось именно такой встречи…

С кем-то из этих людей Ричард вместе работал, многих знал по имени, но дело было даже не в этом. Он понимал, что стал для них символом избавления — лорд Рал из Нового мира, лорд Рал из краев, где люди свободны. Он показал им, что такое возможно и для них, и нарисовал картину жизни, какой они прежде не ведали. Но сам Ричард не видел особой разницы между собою нынешним, Искателем и владыкой империи Д’Хара, и прежним лесным проводником. Хотя ему довелось пройти через много опасностей и жестоких испытаний с тех пор, как он покинул дом, в душе он остался тем же человеком с теми же убеждениями. Если прежде Ричарду приходилось давать отпор деревенским подонкам, то ныне ему противостояли целые армии. Масштаб был разный, но суть — одна и та же.

Однако теперь ему важно было одно: найти Кэлен. Без нее весь прочий мир — и жизнь вообще — теряли для него всякую ценность.

Неподалеку стоял, опираясь на столб, мускулистый человек, чья улыбка скорее напоминала угрожающий оскал, видимо, привычный — морщины на лбу и щеках не разглаживались. Волосы его были подстрижены так коротко, что голова казалась бритой. Капли дождя оседали на ней. Сложив могучие руки на груди, человек смотрел, как другие приветствуют Ричарда. А тот, пожимая на ходу десятки рук, спешил пробиться сквозь толпу к этому хмурому кузнецу.

— Виктор!

Угрюмость сменилась по-детски искренней улыбкой. Они с Ричардом крепко обнялись.

— Никки и Кара позволили мне навестить тебя только два раза. Если бы они и нынче утром не пустили меня, я бы им на шеи свернутые кочерги понадевал!

— А тогда, в первое утро, ты был тут? Ведь это ты прикоснулся к моему плечу, выходя из дому?

Виктор улыбнулся еще шире и кивнул.

— Я, а то кто же? Я помогал перенести тебя сюда. — Он осторожно сжал одной рукой плечо Ричарда и попробовал потрясти его. — Ну, похоже, тебя хорошо заштопали. Только бледный ты еще. У меня есть лярд: поешь — и наберешься сил!