Шрифт:
Интервал:
Закладка:
спрашивает тетя, и мама кивает. – Без них тебе никуда не разрешат выходить. Нужно знать, как себя вести, если вдруг те люди нападут на тебя.
Между зубами у нее маленькая щелочка, такая же, как у мамы, и у Хоупа, и у Делл. Тетя красивая, высокая и широкоплечая, с темной кожей.
Она носит перчатки и темные платья, которые заказывает у портнихи из Чарлстона.
Тренинги проходят в подвалах церквей, подсобках магазинов – везде, где люди могут собраться. Их проводят даже во время долгих поездок.
На них учат,
как изменить Юг, не прибегая к насилию, как не реагировать на выпады, как двигаться к цели медленно, но верно.
Как сидеть в кафе и слышать оскорбления в свой адрес, но не отвечать тем же, не устраивать драку, если твою тарелку с едой или стакан нарочно опрокинут.
Даже подростков учат держаться с достоинством,
не плакать, не поддаваться страху.
– Но боже мой, – говорит кузина Дороти, – у всякого терпения
есть предел! Сидя за ланчем в кафе, я молю Бога,
чтобы никто не плюнул в меня!
Я могу быть душечкой Дороти семь дней в неделю,
двадцать четыре часа в сутки —
только не переступайте этих границ!
Иначе конец мирному протесту!
Одеяло
В самый первый раз мама едет в Нью-Йорк ненадолго, только на длинные выходные, целует нас в щеки, ее глаза блестят от возбуждения, она горячо обещает нам:
– Всем вам привезу подарки.
Вечер пятницы, впереди целый уик-энд,
нас ждет кондитерская, и моя рука лежит
в руке Папочки.
Бабушка жалуется:
– Он совсем не умеет говорить «нет».
Но и сама она тоже не умеет.
Приводит в порядок наши платья, чулки и ленты,
разглаживает и подвивает наши кудри.
Нас с сестрой она называет своими малышками
и всегда довольно улыбается, если соседки говорят,
что мы хорошенькие.
Поэтому, когда мама едет в Нью-Йорк первый
раз,
мы и не думаем расстраиваться, безграничная любовь бабушки и дедушки покрывает нас с ног до головы, будто мягкое одеяло, под которым тепло и спокойно.
Мисс Белл и участники движения
Выглядят они как самые обычные гости, которые пришли навестить нашу соседку мисс Белл. Они держат завернутые в фольгу блюда,
кто-то приходит вдвоем, кто-то в одиночку,
есть среди них и женщины с малышами на руках.
Можно подумать, что люди заглянули скоротать с мисс Белл вечерок. Возможно, они прихожане местной церкви и собрались поговорить о Боге.
Но вот мисс Белл закрывает ставни, люди раскладывают еду по тарелкам, наливают сладкий чай и начинают
говорить о движении.
А ведь мисс Белл работает у белой леди, которая сказала ей:
– Я немедленно уволю вас, если только увижу с этими!
Но мисс Белл знает, что есть разные способы
помочь движению, и необязательно выходить на марши.
Она знает, что их участники должны быть сыты,
чтобы работала голова,
им нужно безопасное место, чтобы собираться.
Она, как и ее белая хозяйка, внимательно следит за событиями и ждет, когда борьба закончится. Именно для этого мисс Белл старается, чтобы стаканы у гостей были полны, нарезает кукурузный хлеб, раскладывает по тарелкам картофельный салат, стоит на кухне, прикидывая, как бы нарезать лимонный пирог, чтобы хватило всем.
А утром, перед тем как достать из шкафа свою униформу, она молится:
– Господи, дай мне и моим соратникам новый день!
Аминь!
Как слушать № 2
В магазинах
люди смотрят на нас враждебно,
потому что мы темнокожие.
Салон красоты
Субботний вечер пахнет свежим печеньем и жжеными волосами. После ужина бабушка превратила кухню в настоящий салон красоты. Все как на самом деле, на столе щипцы, помада для волос «Дикси Пич», щетка из конского волоса, шпилька для распутывания, в кресле одна клиентка.
– Сначала Джеки, – говорит сестра.
Нам только что помыли головы, надели на нас светлые хлопковые ночные рубашки, поверх набросили
полотенца, на которых в беспорядке рассыпаны
наши мокрые кудри.
Сестра открывает книгу на нужной странице и с миской арахиса на коленях устраивается на стуле, придвинутом вплотную к дровяной печке.
Буквы в книжках такие мелкие, и, чтобы разобрать слова, я прищуриваюсь. «Ханс Бринкер, или Серебряные коньки».
«Дом на Пуховой опушке». «Швейцарская семья Робинзонов».
Книги толстые, с растрепанными страницами, побывали
во многих руках, их перечитали все наши соседи.
Сестра обращается с книгами очень бережно,
делает закладки, отрывая от бумажного пакета
коричневые полоски,
и всегда вытирает руки,
прежде чем приподнять твердую обложку.
– Почитай мне, – прошу я, а расческа в это время так больно дергает мне волосы, что слезы подступают к глазам. И пока бабушка нагревает на огне щипцы, чтобы распрямить мои спутанные кудри, голос сестры плывет по кухне, и для меня исчезают запахи волос, масла и огня, я забываю обо всем и сижу на стуле смирно, будто ласковая рука на плече удерживает меня.
Мне хочется серебряные коньки, как у Ханса,
и на необитаемый остров тоже хочется.
Я никогда не видела океана, но легко могу его представить —
синяя вода набегает на красноватую землю.
Сестра все читает, а мне кажется, будто я смотрю телевизор с приглушенным звуком, но сижу близко-близко. Так близко, что черно-белые картинки на экране кажутся зернистыми. Они возникают передо мной и впечатываются в память. Глубоко. Навсегда. Навечно.
– Давным-давно одним ясным декабрьским утром… – Мягкий чистый голос моей сестры открывает мне целый мир.
Я тянусь к ней, чтобы лучше слышать.
– Сиди смирно! – строго говорит бабушка.
И я сижу смирно, стараюсь не замечать боль,
хотя болит уже не только голова, но и все тело.
Мысли мои далеко,
они не здесь, совсем в другом месте.