Это было несправедливо! Это было жестоко!

Слишком много всего свалилось на несчастную Катюшину голову. И драка, и Белкины крики, и два букета. Забыв обо всем, она выпалила:

– Между прочим, это он виноват, что я в костре оказалась! Он меня туда толкнул!

Дед наконец оторвался от своих помидоров, молча снял испачканные в земле перчатки и ушел в дом. Вышел он оттуда через пять минут и тяжело опустился на лавочку.

– Завтра вместе с братом в город поедете, – произнес он, словно приговор прочитал. – Павел тебя отвезет и вернет обратно. Заодно развеетесь, может быть, в кино сходите, вкусное себе что купите. Матери позвоните. На месте, короче, разберетесь. Деньги там, на столе, возьми.

И он снова отправился на огород.

Катюша посмотрела на притихший дом и решила, что пока ей туда соваться не стоит. Пашка, конечно, человек незлопамятный, но без последствий Катюшин рассказ не оставит.

– Бяшка, бяшка, бяшка, – протяжно раздалось из-за соседнего забора.

Васька жил с теткой. Время от времени к нему приезжал отец и очень редко мать. После ее приезда Василий исчезал недели на две, а потом появлялся заметно загоревший и веселый – мать всегда возила его куда-то за границу.

Пока же длилось Васькино заточение на даче вместе с теткой и ее козой. Коза каждый год была новой, но у всех этих животных было имя Роза. Тетка ходила с козой по поселку, привязывая ее то к одному колышку, то к другому, чем вызывала неизменный восторг ребятни и злобные наезды со стороны Тима и его компании. Однажды они покрасили бедное животное в фиолетовый цвет, в другой раз сделали ей модную стрижку, так что несчастный зверь неделю не давал молока.

И вот коза снова пропала.

Катюша забралась на забор – за чужими бедами свои переживались как-то спокойней.

– Сбежала? – с сочувствием спросила она Ваську. Он бесцельно бродил по двору и делал вид, что занимается поисками пропажи. Брыков поднял глаза, долгую секунду смотрел на соседку, а потом в лице его что-то изменилось. Он неожиданно заулыбался и подошел к забору.

– Час уже ищем, – сообщил он. – Опять небось Тимоха со своими утащил. Прирезала бы она эту козу, что ли. Надо мной уже все смеются.

– Я над тобой не смеюсь, – призналась Катюша.

После того как она поняла, что ее любовь к Ваське была ошибкой, Катя почувствовала себя невероятно легко и снова могла спокойно с ним разговаривать.

– Моя мама говорит, что козье молоко очень полезно, – решила подбодрить она соседа.

– Полезно-то полезно, – вздохнул Васька. – Тошнит меня уже от него. И от козы. Она к вам не заходила?

– Не видела.

Повисла неловкая пауза, говорить больше было не о чем. Катюша спрыгнула с забора.

– А здорово ты вчера… – неожиданно буркнул Васька. – Я и не думал, что ты такая…

– Да ладно, – отмахнулась Катюша и, почувствовав, что щеки у нее наливаются румянцем смущения, побежала к дому.

Слова эти были неожиданными. Слова эти были приятными. Вдвойне приятно было то, что слов этих Катюша ждала давно. Целую неделю. Но теперь они уже почти ничего для нее не значили. Она была равнодушна к тому, что скажет или подумает Васька. Хотя еще вчера утром она полжизни готова была отдать только за один его взгляд.

Надо же, как все меняет один день. Ведь еще вчера…

Катюша повернулась к соседскому дому, но Брыков ушел. От сарая снова слышалось протяжное: «Бяшка, бяшка, бяшка…»

Может, она просто не знала Ваську или все придумала? И свою любовь, и его интерес к ней?

Как же далеко все это теперь было от нее – сидение под яблоней, хождение вдоль соседской калитки, ее волнение о том, что все получили приглашение на вечер, а она нет.

Катюша тихо засмеялась и спрятала лицо в ладошки. Она сейчас была неприлично счастлива. Ей хотелось поделиться своим счастьем со всеми – с вредным Пашкой, ругачей Белкой, серьезной Татусей, грустным дедушкой, глупым Васькой. Любовь внутри нее пела и рвалась наружу. Она любит, ее любят, в чем она нисколечки не сомневалась. Еще как любят – из огня спасают, клубникой угощают, перед Тимом заступаются. Какие здесь еще нужны доказательства?

Она громко захохотала, а потом вдруг запела что-то громкое и бессмысленное. Песня перешла в восторженный визг.

Но длилось это недолго. Когда Катюша на секунду прервалась, чтобы набрать в легкие воздуха, то услышала, что ей подпевают. Противным, дребезжащим голосом.

– Бэ-э-э…

Последние два шага до крыльца Катюша сделала на ватных ногах.

Все вещи на террасе были опрокинуты, покрывало с дивана сдернуто, стол лежал набоку. И посреди всего этого бардака возвышалась коза Роза, дожевывавшая колокольчики из Сашкиного букета.

– Ах ты, скотина! – воскликнула Катюша, хватая веник.

Коза бекнула и, перепрыгнув через стол, спряталась за диваном.

Катюша метнула во вредное животное веник и склонилась над растоптанными цветами. Ей было невероятно жалко букет. В Катюшиных глазах это было не просто несколько веточек, это был сам Сашка!

Скрипнула дверь. Катюша быстро подняла голову.

Пашка!

– Открывай! – оставаясь на террасе, забарабанила она по двери, но хитрый брат успел запереться изнутри. – Все равно я тебя достану! Как ты мог? Это же…

Катюшу душили слезы. Зачем, зачем он это сделал?

Она бросилась на улицу, обежала дом кругом.

Над забором мелькнула светлая Пашкина рубашка.

– И не возвращайся! – закричала Катя, срывая голос. – Тебя тут смерть ждет!

Но вряд ли брат услышал ее угрозы, потому что был уже далеко.

Катюша вернулась в дом. Коза дожевывала ромашки. Букет пионов нетронутым стоял на подоконнике.

– У, животное, – зло прошептала Катюша, утирая слезы кулаком.

Коза прыгнула обратно в угол, по ходу разбив вазу.

– Бяшка, бяшка, бяшка, – послышалось с улицы.

– Васька! – Катюша вышла на крыльцо. – Забирай свою козу. И можешь ее до вечера не кормить. Она сытая.

Весь оставшийся день Пашка с Катюшей не разговаривали. На следующее утро дед проверил велосипед, подкачал шины и сунул Катюше в карман шорт деньги.

– Купите себе чего-нибудь вкусное и возвращайтесь к обеду, – произнес дед и, подумав, добавил: – Смотри, чтобы все было хорошо.

На Пашку он даже не посмотрел, словно с ним и так все было ясно – отвезет, проследит, доставит домой в целости и сохранности. Собственно говоря, Катюша в этом тоже не сомневалась.

Велосипед нещадно скрипел. Первые пять минут Пашка делал вид, что ему невероятно тяжело везти сестру. Но потом ему надоело играть без зрителей, и он поехал спокойно.