61 Если столкновение с тенью – это «творение подмастерья» в процессе индивидуального развития, то встреча с анимой – «шедевр мастера». Связь с анимой – проба мужества, испытание огнем духовных и моральных сил человека. Не следует забывать, что, прикасаясь к аниме, мы прикасаемся к психическим фактам, которые ранее были недоступны, ибо всегда находились «за пределами» психической сферы в форме проекций. Для сына анима скрыта во всесилии матери; иногда эта сентиментальная связь сохраняется на протяжении всей жизни и оказывает пагубное влияние на его судьбу как взрослого мужчины. С другой стороны, она может подвигнуть его на самые смелые деяния. Античному человеку анима представлялась либо как богиня, либо как ведьма; средневековый человек заменил богиню Царицей Небесной и Матерью-Церковью. Десимволизированный мир протестантов сперва породил нездоровую сентиментальность, а затем вызвал обострение морального конфликта, который, в силу своей невыносимости, привел к ницшеанскому «по ту сторону добра и зла». В цивилизованном мире это состояние проявляется в неустойчивости брака. Американский уровень разводов уже достигнут, если не превзойден, во многих европейских центрах; это доказывает, что анима проецирует себя на противоположный пол, тем самым давая начало в высшей степени сложным взаимоотношениям. Данный факт, главным образом из-за своих негативных последствий, способствовал развитию современной психологии, которая в своей фрейдистской форме лелеет убеждение, что основной причиной всех расстройств является сексуальность – точка зрения, лишь усугубляющая уже имеющийся конфликт[33]. Налицо смешение причины и следствия. Сексуальные нарушения никоим образом не являются причиной невротических сложностей, но представляют собой патологические следствия дезадаптации сознания, когда оно, например, сталкивается с ситуациями и задачами, к которым не готово. Такой человек просто не понимает, что его мир изменился, не знает, как к нему приспособиться.

62 И в случае тени, и в случае анимы недостаточно просто иметь о них представление и размышлять о них. Невозможно осознать их содержание через чувствование или присвоение чувств других людей. Бесполезно заучивать наизусть список архетипов. Архетипы – комплексы переживаний, которые обрушиваются на нас подобно судьбе. Их влияние ощущается в наиболее интимной части нашей жизни. Анима является нам не как богиня, но, возможно, как авантюра в интимно-личной сфере или, быть может, как смелое начинание. К примеру, когда уважаемый профессор лет семидесяти внезапно бросает семью и женится на двадцатилетней рыжеволосой актрисе, мы понимаем, что боги выбрали себе очередную жертву. Так проявляется могущество демонического в нашем мире. Еще не так давно покончить с этой молодой дамой не составляло труда – достаточно было объявить ее ведьмой.

63 Судя по моему опыту, немало интеллектуально одаренных и образованных людей без труда улавливают идею анимы и ее относительной автономности, а также понимают феноменологию анимуса у женщин. Значительно бóльшие трудности приходится преодолевать психологам – пока они прямо не столкнутся со сложными феноменами, присущими психологии бессознательного. Если же психологи одновременно и практикующие врачи, то у них на пути встает соматопсихологическое мышление с его допущением, что психологические процессы можно выразить при помощи интеллектуальных, биологических или физиологических понятий. Но психология не является ни биологией, ни физиологией, ни какой-либо иной наукой. Это наука, дающая знания о психике.

64 Картина, которую я нарисовал в отношении анимы, далеко не полная. Хотя она может быть хаотическим призывом к жизни, есть в ней нечто необыкновенно значимое, тайное знание или сокровенная мудрость, которые самым любопытным образом контрастируют с ее иррациональной эльфической природой. Здесь я бы хотел вновь обратиться к ранее упомянутым авторам. Райдер Хаггард называет Ее «Дочерью Мудрости»; у Бенуа царица Атлантиды владеет замечательной библиотекой, в которой есть даже утраченная книга Платона. Елену Троянскую в ее перевоплощении спасает из публичного дома в Тире мудрый Симон Маг, которого она сопровождает в странствиях. Я не зря не упомянул об этом весьма характерном аспекте анимы ранее, ибо при первой встрече с нею человек отмечает все что угодно, но только не мудрость[34]. Данную особенность видит лишь тот, кто находится с анимой в постоянном контакте. Только в полной мере осознав всю сложность этой задачи[35], человек начинает понимать, что за всеми ее жестокими выходками кроется некая цель, отражающая высшее знание законов жизни. Именно самые неожиданные, самые хаотичные вещи раскрывают глубинный смысл. Чем больше он познан, тем быстрее теряет анима свой порывистый и компульсивный характер. На пути потока хаоса постепенно вырастают волнорезы; осмысленное отделяется от бессмысленного. Когда они более не идентичны, уменьшается и сила хаоса; смысл теперь наделен силой содержательности, а бессмыслица – силой бессодержательности. Возникает новый космос. Все это – отнюдь не новое открытие медицинской психологии, а древнейшая истина: из богатейшего опыта, накопленного человеком, рождаются знания, которые отец может передать сыну[36].

65 Мудрость и глупость в эльфическом существе не только кажутся одним и тем же, они есть одно и то же, пока представлены анимой. Жизнь и безумна, и содержательна одновременно. Если не смеяться над первым и не размышлять над вторым, жизнь становится чрезвычайно тусклой. Все тогда приобретает до предела уменьшенный размер: и смысл, и бессмыслица. Если задуматься, ничто не обладает смыслом, ибо когда не было мыслящего человека, не было и того, кто мог истолковать происходящее. Толкования существуют только для тех, кто не понимает; только те вещи, которые мы не понимаем, имеют некий смысл. Человек пробудился в мире, которого он не понимал; вот почему он стремится истолковать его.

66 Таким образом, анима и жизнь бессмысленны, поскольку не предлагают толкований. Однако они обладают доступной истолкованию сущностью: в любом хаосе есть космос, в любом беспорядке – скрытый порядок, во всяком непостоянстве – строгий закон, ибо все сущее основано на собственных противоположностях. Чтобы осознать это, требуется мыслящий в антиномических суждениях разум человека. Вступив в соприкосновение с анимой, в полной мере прочувствовав ее хаотическую причудливость, он сможет заподозрить скрытый порядок, уловить некий план, смысл, цель, выходящие за рамки ее природы, даже «постулировать» их. Впрочем, последнее не соответствует истине. В реальности мы не располагаем способностью к холодным рассуждениям; нам не помогают ни наука, ни философия, а традиционные религиозные учения позволяют сделать это лишь в весьма ограниченной степени. Мы запутались в бесцельных переживаниях, и наш интеллект со всеми его категориями тут бессилен. Человеческие интерпретации оказываются несостоятельными, ибо сложилась тревожная ситуация, к которой не подходит ни одно из традиционных обозначений. Это момент крушения. Мы погружаемся в бездну – Апулей называет это «разновидностью добровольной смерти». Это отказ от наших собственных возможностей, не искусственно вызванный, но навязанный самой природой. Это не добровольное повиновение и смирение, облаченное в одежды морали, а полное, недвусмысленное поражение, увенчанное паническим страхом деморализации. Когда рушатся все основания и подпоры, когда в тылу не остается ни малейшего укрытия, только тогда возникает возможность переживания архетипа, ранее скрытого в значимой бессмысленности анимы. Это архетип смысла, подобно тому как анима есть архетип самой жизни.