– О нет! Я не могу…

– Вы угрожали мне ручкой. Можете сделать и это. – Он выскользнул из-под нее, но это было непросто, потому что их руки и ноги основательно переплелись. Ее грудь упиралась в его руку; он отдернул эту руку, и грудь скользнула по коже, чуть не очутившись прямо в его ладони. На мгновение Ноа перестал дышать. К тому времени, как он сумел стащить женщину с колен, его ноздри надышались ее ароматом, глаза заволокло дымкой желания, а тело свело сладкой судорогой.

Ноа шесть месяцев обходился без секса; за все это время даже не подумал о сексе ни разу. Ну разве что мечтал о пресловутой красотке-лыжнице.

Но сейчас он был с Бейли Синклер, максимум час в ее присутствии, и этого хватило, чтобы в голове не осталось ни единой мысли, кроме сексуальной жажды. Расстояние. Нужно держать Бейли на расстоянии.

– Ноа!

– Слушайте, сейчас главное – шасси. – Ноа встал, направляя движение рук Бейли, сжимающих рукоять управления. Маленькие, холодные как лед руки, но он не собирался ее щадить. – Я садился без шасси; поверьте, принцесса, для вас этот способ не годится.

– О господи.

– Ладно. Сейчас я отпускаю руки.

– О господи.

– Следите за горизонтом. И смотрите сюда. – Он постучал по альтиметру. – Следите, чтобы стрелка не двигалась. Начнет уходить – крикните мне.

Бейли вцепилась в рукоять мертвой хваткой, не отрывая глаз от горизонта.

– Возвращайтесь быстрее, – шепнула она.

Ну да. Прекрасная мысль. Ноа бросился в задний отсек самолета, отшвырнул прочь одеяло и большую сумку. Поднял крышку люка, лег на живот и потянулся к пусковой рукояти. Самолет дернулся, и его вжало в пол.

– Ноа! – крикнула Бейли с пилотского кресла.

– Всего-навсего воздушная яма. – Надо надеяться. – Держите самолет ровнее, как получится. – Он потрогал губу, которую успел прикусить. Пальцы окрасились кровью.

«Ну если ты сядешь без шасси, крови будет куда как больше», – промелькнула в голове мрачная мысль.

Было невероятно трудно дотянуться до пусковой рукояти в условиях, когда самолет бросало туда-сюда, но он ухватился за нее, наверное, одним усилием воли и сумел опустить шасси. Механизм был совершенно новый, только с конвейера, но его почему-то заклинило. Ноа им всем устроит, едва его ноги коснутся земли.

– Вы в порядке? – крикнул он, вставая на ноги и бросаясь назад в кабину.

– Просто замечательно, – отрезала она.

Ноа против воли улыбнулся. Надо отдать должное дамочке – у нее есть характер.

Самолет резко пошел вниз, и Бейли взвизгнула:

– Ноа!

– Здесь. – Он был рядом с ней. Легонько толкнул ее сведенное от напряжения плечо. – Наклонитесь вперед.

Она повиновалась, и Ноа скользнул в пилотское кресло. Вытянул ноги вдоль ее ног. Потом протянул руки к штурвалу. Бейли повернула голову и посмотрела в его глаза. Это было, как «двойка» в боксе – смотреть в ее голубые глаза. Ноа буквально перестал дышать. На некоторое время он лишился возможности даже думать.

– Получилось? – прошептала она.

«Лишить меня рассудка? Да».

– Шасси. Получилось?

«Ах да. Шасси».

– Да, – ответил Ноа неожиданно грубым и хриплым голосом. – Я до него добрался. Не придется теперь садиться на брюхо. И я освобождаю вас от обязанностей пилота.

Но она продолжала смотреть на него туманным взором, а потом, проговорив что-то сочувственно, дотронулась до его кровоточащей губы.

А он почти забыл о ранке.

– Пустяки.

– Простите, – прошептала Бейли, и от звука ее голоса Ноа чуть не обезумел окончательно. Потом она подвинулась, ее ягодицы снова оказались прижатыми к его паху. Наконец – наконец! – она замерла. Удивленно взглянула в его лицо.

Да, детка. Это именно то, что ты подумала.

– Я… – Она попыталась встать. – Вы…

Ха-ха. Действительно, так и было.

Она отвернулась, и Ноа поспешно занялся самолетом, несколько обескураженный тем, как легко эта красотка может его завести – прямо здесь и сейчас.

Снова воздушная яма, несколько сот метров вниз. Испуганно ахнув, Бейли плюхнулась в кресло второго пилота.

А он уже жалел об этом. Да так, что это напугало его самого.

– Сидите смирно, – приказал он. – Пристегнитесь.

– Когда мы сядем, вы же не выдадите меня полиции, правда?

– Давайте сначала сядем.

– Ноа. Прошу вас. – Тихий, нежный голос. Отчаянный тон. – У меня больше никого нет!

В других обстоятельствах он бы с удовольствием слушал, как она умоляет его именно этим голосом! В других обстоятельствах – когда она, обнаженная, лежала бы под ним. Но тут Бейли закрыла лицо руками и съежилась в позе крайнего отчаяния.

И Ноа почувствовал себя полным ничтожеством. А ведь это ему только что угрожали «пистолетом».

– Приготовьтесь к посадке.

Она подняла к нему прекрасное лицо:

– А что потом?

– Я дам вам знать.

Не обращая внимания ни на Бейли, ни на ее трогательное отчаяние, Ноа перешел в режим снижения, маневрируя в свете угасающего дня. Вот в поле зрения возникла посадочная полоса небольшого частного аэродрома на Мамонтовой горе, которым он всегда пользовался. Ноа приступил к посадке.

Шасси коснулись земли, когда солнце уже скрылось за вершинами гор. Самолет катился к зданию аэропорта, и Бейли сидела, замерев в кресле, с бледным лицом, сжав кулаки так, что побелели костяшки пальцев.

Наконец он заглушил двигатель.

Бедняжка не двинулась с места.

Ноа встал, затем сел на корточки возле Бейли:

– Мы приземлились.

Она кивнула, стараясь не смотреть на Ноа. Тогда он взял ее за подбородок и заставил запрокинуть голову, чтобы видеть лицо.

– Мне так жаль, – прошептала угонщица, и пышные волосы накрыли руку Ноа. Ее кожа казалась мягкой, как бархат.

В чем дело, гадал он. Ей жаль, что она навязалась ему в попутчицы или что намерена от него улизнуть? А ведь именно это Бейли и собирается сделать, пока Ноа будет заниматься крепежом самолета и перепроверкой выпускного механизма шасси.

– Я не хотела портить вам вечер, – сказала она. – Я же не знала, что забираюсь именно в ваш самолет.

– А в чей же самолет вы хотели забраться?

– Самолет летел на Мамонтову. Только это имело значение.

Ее лицо было так близко, что Ноа смог разглядеть, как небесно-голубой цвет радужки переходит в темно-синий, словно полночное небо. Легкая россыпь веснушек покрывала точеный носик. Достаточно близко, чтобы видеть, как вибрирует жилка на горле, быстрее, чем трепет крылышек колибри. Большим пальцем он безотчетно погладил то место, где бился ее пульс.