Когда девчонка вошла, отложил, глянул, прищурился. Этот не станет разводить сопли. Всё решает быстро и без споров.

Девчонка в конце зала. У стены. Стараюсь не смотреть. Парни кидают взгляды, но видно никакого интереса. При Давиде они как мыши. А без него настоящие волки. Раздерут на кусочки, даже без команды — фас.

— Так, значит вот какие дела. Двое из должников на неделе покинули город. Одного парни нашли. Сейчас выколачивают из него бабки. Второй, это всем известный — Русый.

— Русый бабки не отдаст, я сразу так и говорил, — выскочил на середину зала Лука.

— Хорошо. Значит, что мы будем делать с девкой? — Давид посмотрел на парней справа.

Он не спрашивал, а просто утверждал то, что и так всем известно.

— В расход, нам свидетели не нужны, — сказал Бизон.

Жирный, зажравшийся, он смотрел на девчонку сквозь прорези заплывших глаз.

— Эй, подожди, я хочу ещё посмотреть на что способны её маленькие пальчики, — повернулся к нему Лука.

Он любимец Давида. Дикий любимец.

— Я не против взять девку на поруки, на денёк, — выкрикнул Седой.

— Значит итог, — сказал Давид, — девку на поруки, потом в расход. Кто желает попользоваться обращайтесь к Луке. Он первый изъявил желание.

Лука подошел к девчонке, которая все это время просто обречённо смотрела в пол. Она как будто смирилась со своей участью и было уже все равно, что с ней будет.

А может она была так обижена на брата, что бросил её погибать.

Лука трогал ее волосы, открывая лицо. Парни улыбались и скалились. Довольные. Чем?

— Наконец-то куколка. Сегодня ты узнаешь настоящего мужика, — радовался Лука.

Все заржали. Мало кто встревал, когда Лука говорил. Многие побаивались его. Особенно в деле.

Потому что он настоящий, прирожденный убийца.

Давид открыл блокнот и что-то написал в него. А потом перечеркнул двумя размашистыми полосами. Он видно сейчас зачеркнул жизнь этой девчонки. Просто взял и перечеркнул её имя, там, у себя в блокноте.

— Подожди Давид, — сказал я и вышел вперёд.

Все затихли. Лука настороженно и недовольно повернулся.

Взгляд его говорил — не лезь Бес! Я хочу эту девку и я сделаю так, как хочу. Не мешай мне Бес!

Но я уже решил мешать ему и ничто не могло меня остановить.

— Ещё не всё высказались, — говорю, глядя Луке в глаза.

— Говори Бес, что ты хотел? — Давид глянул из-под бровей, и этот взгляд тоже совсем не одобрительный.

Я вышел вперёд.

— Ты ещё не предложил никому заплатить за нее. Может, найдется такой человек.

Давид стукнул ручкой об стол. Два раза. Он раздумывал. Делал вид что раздумывает. Я знал, он не откажется от денег. Никогда не откажется. Потому что деньги для него важнее, чем эта девчонка. И важнее чем придурь Луки.

— Хорошо. Парни, может кто-то хочет заплатить долг Русого. И тогда девка достанется ему. Навсегда. В вечное пользование.

Все притихли. Лука насупился. Прищурился и смотрел на меня ожидающим взглядом. Скулы его ходили ходуном. В этот момент я понимал, что теряю его навсегда. А он теряет навсегда меня. Мы теряем друг друга. Оба.

— Как видишь, никто платить не хочет, — сделал вывод Давид.

Я осмотрел парней и действительно. Все хотели ее бесплатно, но как только речь зашла о бабках — тишина.

— Ну? — глянул вопросительно Давид, — Может, ты хочешь заплатить за нее? Сколько там, пятьдесят косарей?

— Хорошо, я заплачу, — повернулся я к Давиду.

Спиной я чувствовал их удивлённые взгляды. Словно я идиот. Понимаю. Только им меня не понять.

Лука стоял напротив, но я на него не смотрел.

И в тот конец зала тоже не смотрел… но спиной чувствовал, прожигающий девичий взгляд.‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

14. Ева

Тишина.

Самая страшная тишина в моей жизни. Казалось, если кто-то скажет слово — всё кончится. Остановившееся время отмотается обратно, и я останусь тут, с этими мерзкими чудовищами.

А он… он просто пошутил.

Если жизнь моя оказалась проданной, пусть будет правдой.

Она была продана — ему. Бесу. Единственному нормальному из них.

Рыжий — притихший, злой. Так ему и надо.

Он не смел ничего сказать. Не смог пойти против денег Беса.

Это победа. Значит, теперь он не имеет права меня касаться. Так получается.

Просто одно слово и всё?

Нет, не всё. Ещё куча денег. Долг моего брата.

Что теперь?

Бес повернулся и пошел в мою сторону. Он не смотрел на меня. Когда дошел просто махнул головой, чтобы я шла за ним. Я пошла.

Ни одного звука. Тишина. Только открытые рты и недоумённые взгляды. Наверное, у них здесь такого ни разу не случалось. Это впервые.

Бес вышел, я за ним. Не шла, бежала подпрыгивая. Забыла о босых ногах. Боялась не успеть за его огромными, стремительными шагами. Он уходил, и я не собиралась тут оставаться. Дурная радость. Облегчение.

Пусть это будет он — Бес.

Внутри у меня- торжество. Откуда?

На лестнице он прошел мимо стоящей у перил Линды. Прошел и не глянул. А она проводила его изумлённым взглядом. Но когда этот взгляд переместился на меня, я увидела ненависть. Тоскливую, больную, доведенную до последней грани.

Но сейчас мне было всё равно, что чувствует она. Я убегала.

Бежала за человеком, который одним своим словом позволил мне жить дальше. Позволил увидеть в этой жизни что-то ещё. Бежала отсюда. От Луки, от тёмных парней и от неё, от Линды. Из этого дома, чтобы никогда сюда больше не возвращаться.

У порога много машин. Черный джип Беса совсем рядом. Он открыл дверь пассажира и подождал пока я сяду. Потом хлопнул тяжелой дверью и пошел обходить на водительское. Эти долгие секунды я слежу за каждым его движением.

Нас никто не провожает. И не надо. Не хочу знать, кто и что будет думать или говорить. В один момент из запуганной жертвы, я превратилась в кого-то другого. Пока не знаю в кого. Но точно не запуганного человека. Прямо сейчас перестала чувствовать себя принадлежащей кому угодно, только не самой себе.

Теперь — я кто? Я — не собственность этих бандитов. У меня появилась от них железобетонная защита.

Кожаное сидение приняло в свои уютные объятья. Я быстро пристегнулась. Показывая, что из этой машины, не выйду ни при каких обстоятельствах. Только там, на том конце нашего обратного пути.

Бес сел рядом, осмотрел меня, а я смотрела верёд. Боялась глянуть ему в глаза, чтоб не дай бог не передумал. Не захотел вернуть меня в этот страшный