в какой форме все-таки произвел Магнитский? Браудер утверждает, что до своего ареста Магнитский сделал два разоблачительных заявления. Именно до ареста. Почему я подчеркиваю этот момент в построениях Браудера? Потому что сейчас некоторые мои оппоненты говорят: пусть Магнитский не делал обвинительных заявлений перед арестом, но он сделал это уже в тюрьме. Заявления написаны от руки (материалы выложены на сайте Браудера). С оговорками - «вероятно», «возможно» - Магнитский обвиняет больше Кузнецова, чем Карпова. Но, повторю, это уже в тюрьме, после ареста. И данный факт отнюдь не поддерживает ту логику, согласно которой Магнитского арестовали за то, что он выдвинул обвинения. Ту логику, исходя из которой сейчас Браудер безапелляционно утверждает: спорящий с тем, что Магнитский выдвинул обвинения до своего ареста, распространяет российскую пропаганду, чуть ли не версию ФСБ.

Именно поэтому мы так тщательно рассматриваем заявления Магнитского, сделанные до ареста. Их два. Те, кто заходит на сайт Браудера, читают их в английском пересказе - выжимке, маленьком синопсисе. Что Магнитский сделал в такой-то день, что он сказал. В этом синопсисе говорится, что он обвинил Карпова и Кузнецова. Однако когда читаешь оригинал, все оказывается совсем не так.

7 октября 2008-го. Магнитский дает показания на втором допросе

Итак, я начинаю читать эти довольно скучные, выглядящие своего рода музейными экспонатами - серое на сером - сканы российских протоколов. Протоколов допроса свидетеля и полученного объяснения.

Поначалу это было даже не расследованием, а просто попыткой уточнить, что и как Магнитский говорил. Лучше понять психологию моего героя - потому что это его прямая речь. Ведь, в отличие от других разоблачителей, о Магнитском мы очень мало знаем, фактология мизерная - немного фотографий, съемок очень мало. Мы не знаем его голоса. Он не давал интервью, как делают все разоблачители. Тем ценнее его прямая речь. Точнее, его показания.

Протокола - два. Один - 5 июня 2008 года. Другой - 7 октября того же года.

Я начинаю с 7 октября. Почему я начал в обратную сторону, с 7 октября? Очень просто. Браудер говорит, что именно в этот день Магнитский сделал разоблачительное заявление о том, что милиция была замешана в преступном возврате налога из бюджета России - 230 миллионов долларов (5,5 миллиарда рублей). Через месяц, говорит Браудер, те же офицеры, которые организовывали возврат, арестовывают Магнитского, их разоблачившего. Именно за это - за то, что он вывел их на чистую воду. А не за уклонение от уплаты налогов, как гласит официальная российская версия.

Начинать именно с этой даты важно еще и потому, что как раз тогда, уверяет Браудер, Магнитский рассказывал о хищении денег из бюджета. А 5 июня он тоже якобы обвинял милиционеров, но тогда, говорит Браудер - отвечая на мой уточняющий вопрос в последнем интервью, -еще не было известно (и Магнитскому, и, как следует из контекста, вообще команде Браудера) о хищении этих налоговых денег. Таким образом, 5 июня Магнитский никого не обвинял в этом хищении. Что очень важно для нашей истории.

Я ранее говорил о психологических сомнениях, которые у меня возникли. Теперь же мы вплотную подошли к документальным свидетельствам, которые подчеркивают дыры в логике сюжета, выстроенного Браудером.

Так вот, в протоколе допроса Магнитского 7 октября, когда, по версии Браудера, юрист изобличил правоохранителей Кузнецова и Карпова в мошенничестве, я не нашел упоминания даже имен этих офицеров. И именно это поразило меня еще тогда, когда я в целом верил в браудеровский миф.

В то же время в коротком изложении сути документа на сайте Браудера сказано: Магнитский обвиняет в краже денег из бюджета Кузнецова и Карпова. Это необъяснимо.

Оппозиционер Илья Яшин после показа фильма в Вашингтоне, взяв микрофон, обратился ко мне с негодованием: «Андрей, как вам не стыдно! Вы говорите, что не упомянуты имена!»

Яшин, я полагаю, изучил очередное издание Браудера под названием «Разоблачение лжи Некрасова». Оно построено по принципу: Некрасов утверждает то-то, а на самом деле все так-то.

Подразумевается, что Браудер согласился: хорошо, нет имен в протоколе от 7 октября. Но есть же протокол от 5 июня! 5 июня оба имени были названы! Почему вы цепляетесь за 7 октября? Возьмите 5 июня! Четырнадцать раз упомянуто имя одного, тринадцать раз -другого, в общей сложности двадцать семь раз упоминает их Магнитский!

Но что значит «упоминать»? Магнитский много кого упоминает. Он упоминает своих коллег, но это не значит, что он их обвиняет. Но самое главное, Браудер настаивает, что именно 7 октября Магнитский обвинил милиционеров в краже налоговых денег. И через месяц якобы за это Магнитского арестовали. 5 июня о краже из бюджета речи не шло.

7 октября Магнитский именно что упоминает кражу из бюджета, выгораживая коллегу Хайретдинова, - то есть упоминает в техническом, так сказать, смысле, а не в качестве обвинения. Мало того. Если говорить об этой фразе как о «разоблачении», нельзя не учитывать контекст, в котором давались показания. На каком этапе к тому времени находилось официальное расследование дела о мошенническом налоговом возврате? Что об этом деле уже успела сообщить пресса? И что в таком контексте значит упоминание факта без указания на конкретных злоумышленников?

Упомянуть можно все что угодно. Есть ли здесь обвинение? Может ли из этого возникнуть мотив для полиции что-либо делать? Именно об этом надо говорить, если мы добросовестно рассматриваем факты. Одно дело - упомянуть об уже известном преступлении. Другое - сообщить о нем впервые, первым, с подробностями, с конкретикой, с именами. Вот что можно было бы назвать разоблачением!

Магнитский ничего нового о преступлении не сообщает. Он защищается от идущих по следу правоохранителей. Речь в этом месте беседы -вообще не о полицейских и их деяниях, а об адвокатах Браудера. Об адвокате Хайретдинове, который активнее всех отстаивал интересы фонда во многих инстанциях. Подавал заявления (но тоже не об этом преступлении), писал жалобы. Которые на самом деле тоже, как мне сейчас видится, нужны были в основном для создания некой дымовой завесы вокруг всей истории. Но, во всяком случае, Хайретдинов действовал, в отличие от Магнитского. Действовал по каким-то доверенностям, которые, как оказалось, были фальшивыми. И это стало формальным поводом, зацепкой для милиции. Правоохранители на допросе и спрашивали Магнитского, что означает вся эта кипучая деятельность Хайретдинова. А Магнитский прикрывал коллегу.

Итак, в этом ключевом для всей истории предложении Магнитский говорит, что Хайретдинов действовал правильно, добросовестно, защищая интересы своего клиента. В деле, которое, говорит Магнитский, вероятно, было инициировано людьми, похитившими компании