У Гладких же с положенцем отношения не заладились. ФедорВасильевич до этого никогда не работал на «черных» зонах — исключительнона «красных», где власть держит администрация. Придя сюда, он по привычке решилпоказать положенцу, кто есть ху, и взял неверный тон. «Будешь, зэчара, делать,как я скажу! Иначе в ШИЗО и СУС[6] „грев“ перекрою, тебя твои жекореша порвут».

Сумрак в полемику не вступал. Усмехнулся и, посмотрев куму вглаза, спокойно ответил: «Ну, попробуй». Пробовать Федор Васильевич не рискнул.У Сумрака был нехороший взгляд и такой же нехороший тон. Слишком нехороший. Откоторого тараканы на стенах дохнут…

Когда Шамаев исчез за дверью, Гладких вернул фотографиюКольцова в дело.

«Вот и вся проблема… Компромат — великая вещь.Безотказная, как автомат Калашникова. И надежнее денег. Готовьтесь статьматерью-героем, уважаемый коллега…»

* * *

В девять ноль-ноль, за час до отбоя, когда голодные волки втайге готовятся затянуть лунную сонату, к дверям карантина подошли КазбекШамаев и завхоз — долговязый зэк из числа активистов, живший в этом жездании, но с обратной стороны. Завхоз вверенным ему ключом открыл дверь ивпустил смотрящего, хотя это было строжайше запрещено. Но смотрящий имеет правопознакомиться с новобранцами, на то он и смотрящий.

Помещение, где расположился этап, представляло собойнебольшой барак с нарами возле стен. Никаких отдельных номеров и перегородок.Никаких «евронар» и «европараш» — все дешево, надежно и практично.

Большинство новобранцев уже разбились на клубы по интересам.Петухи кучковались отдельно, блатные и первоходы тоже. Кольцов занял место втемном углу и ни с кем не вступал ни в какие разговоры. Прилег на койку,рассматривая низкий облупившийся потолок.

— Здорово!

Шамаев, прикрыв за собой дверь, вышел в центр зала, беглоосмотрел этап. Заметил Кольцова.

— Здорово, говорю… Я Казбек. Смотрящий за карантином.

Этап нестройно ответил. Кое-кто поднялся с нар.

— Бродяги есть?

— Есть, — ответил за всех мужик с выколотым накисти жуком.

Шаман подошел к блатным и с каждым поздоровался за руку, походу знакомясь и интересуясь, как добрались. Угостил общаковыми сигаретами ичаем. После пожал руки мужикам и даже сказал пару добрых слов петухам, сразураспознав их в общей массе. Наконец остановился возле койки Кольцова.

— Инсульт-привет… Ну а ты кто по жизни?

Кольцов повернул голову и, не поднимаясь, коротко ответил:

— Мент.

— Мент? — ухмыльнулся Казбек. — А это куда? Вкакую дырку?

Этап заржал.

— Чего молчишь? Стесняешься?

— Слушай, я тебя чего, трогаю? — Кольцовпо-прежнему оставался в горизонтальном положении. Лишь скрестил руки на груди.

Шаман повернулся к блатным:

— Братва, тут мусорок на грубость нарывается. Чего-тоне догоняет.

Трое крепких блатных, в том числе и дядя с жуком на ладони,поднялись с коек и подошли к смотрящему.

— Слышь, ментяра, с тобой человекразговаривает!.. — Один из блатных злобно саданул ботинком по ножкенар. — А ты хамишь.

— Так люди не разговаривают.

— Может, тебе явку с повинной оформить? Быстро встал,плесень!..

Кольцов опустил ноги в кроссовки, поднялся с нар.

— Ну?

— А ты, часом, под хвост не балуешься? — сверкнувфиксой, глумливо спросил Шаман. — На пидорка похож…

— Что, проверить хочешь?

— Хочу.

— Тогда я сейчас в тазик с водой сяду, а ты мне в членподуй. Если пузыри из задницы пойдут, значит, я пидорок… (Сказано было,разумеется, жестче, но подлая цензура вынуждает фильтровать базар.)

Кое-кто из мужиков заржал. Гордый горец позеленел от ярости,словно Шрек. Какой-то мусорюга предлагает ему, смотрящему, да и простоуважаемому бродяге — стыдно повторить что! Да за такое!..

— Сука легавая, я из тебя Хиросиму сделаю!!!

Расписной кулак полетел в ментовский нос. Однако нос вдругкуда-то исчез, и кулак рассек воздух вхолостую. Зато живот наткнулся на жесткоепрепятствие. Сильно наткнулся. Так, что от боли свело мозг. И нарушилосьдыхание. Умеет бить, сволочь ментовская! Научился в застенках!..

Кольцов не стал повторять удар, просто перекатился назадчерез нары и прижался к стене, обеспечив себе прикрытие со спины. Встал вбоксерскую стойку.

Но получить пояс чемпиона по версии IKSR (исправительнаяколония строгого режима) он, естественно, не смог бы. Здесь только инвалидностьполучают. Хоть ты братья Кличко в одном лице, хоть Рокки-I–IV. Максимум, чтоможешь завоевать, — приз зрительских симпатий. Если, конечно, продержишьсябольше минуты.

— Мочи легаша! На братву, пидор, руку поднял!

Команду повторять не пришлось. Трое блатных прыгнули наКольцова одновременно. Жук на руке превратился в оскалившийся череп. Бывшийопер прижал кулаки к вискам, согнулся в поясе. «Получите-с…» Здесь у нас неринг, рефери нет, правил, в общем-то, тоже. Удар локтем сверху, по почке.(Аплодисменты.) Второй по ногам. Еще один снизу — коленом в челюсть. (Аплодисменты.)Падая, Кольцов успел достойно ответить. Ответ пришелся в шамаевскуюнезащищенную промежность. (Бурные аплодисменты!)

Смотрящий взвыл, из Шрека превратившись в ослика. Упавшийпопытался перекатиться под нары, но это уже было нереально — на негообрушился камнепад. В руке одного из нападавших зэков мелькнула заточка. Гдедолжен носить нож хороший мент? В спине!.. Сейчас, сука, сейчас… Это тебе не вкабинете признанки из невиновных выколачивать. Смерть неверным! Ситуация вышлаиз-под контроля, и просьба кума оставить мента в живых, скорее всего, выполненане будет. Не судьба! Сделали все, что могли, но…

Кольцов уже ничего не соображал. Он рычал от боли и,свернувшись калачиком, по-прежнему защищал разбитыми кулаками голову —единственный способ уцелеть. Хотя бы еще минуту-другую…

«Неужели все закончится так быстро?.. А ты чего ждал?..Предупреждали ведь. Здесь тебе не „Лав-радио“. Здесь радио „Шансон“. Блатнаяромантика».

— Ну-ка, ша!!

Хриплый, но мощный голос перекрыл крики разгоряченнойбратвы. Рука, уже занесшая над ментовской глоткой заточку, замерла в воздухе…

Это кто там мешает святому делу?! Все повернули головы кдверям. И замерли, словно на стоп-кадре. Потому что каким-то своим уркаганскимчутьем догадались, что команде лучше подчиниться. Хотя на пороге стоял невертухай. Скорее, совсем даже наоборот…