достиг 132 млрд. рублей. За три года после съезда было введено 700 крупных промышленных пред­приятий.

Можно заметить, что новая политика индустриализации является возрождением советской политики индустриализации конца двадцатых годов, но с гораздо более далеко идущими целями. Тогда ставилась задача преобразования СССР. Сейчас всего мира.

Анализируя новый этап индустриализации западные и боль­шинство советских наблюдателей, привыкшие к сталинскому лозунгу о победе коммунизма в одной стране, упустили подлин­ное содержание нового плана. СССР полностью отказывался от какого-либо коммунистического изоляционизма, возникше­го в первый период правления Сталина и обусловленного низ­ким уровнем развития его производительных сил и неподго­товленностью страны стать доминирующей силой в коммуни­стическом мировом сообществе, буде такое создано. Но к концу своего правления Сталин, кажется, уже готов был изменить свою программу.

Новый этап индустриализации преследует цель построить не замкнутое коммунистическое общество, а промышленную осно­ву Pax Sovietica, мировой коммунистической системы. Сам Брежнев подчеркнул это довольно ясно: «Строительство ком­мунизма в СССР — главный интернациональный долг совет­ского народа перед революционным движением, перед всем человечеством».

Суслов также рассматривает место экономики как централь­ное, как «главную сферу борьбы за полный коммунизм в усло­виях победившего социализма». Для Суслова полная победа коммунизма — планетарное событие. Он настаивает на быстрых темпах развития экономики, как одной из важнейших особен­ностей социалистической системы. Руководитель международ­ного отдела ЦК Борис Пономарев также призвал превысить экономический потенциал Запада, чтобы диктовать ему свою волю. Обсуждая проблему сверхдержав, он заметил: «сила сама по себе не порок. Важно в чьих руках она находится».

«Могучий рост экономического и оборонного потенциала Со­ветского Союза, усиление его международного влияния и авто­ритета, растущее воздействие мирового социализма на ход исто­рии» — открывает, по словам журнала Коммунист, — «новые возможности для все более полного проявления преобразующе­го созидательного характера внешней политики СССР».В том же журнале, как и во многих других местах подчеркивается: «Коммунистическое строительство в СССР неотделимо от ми­рового революционного процесса, от борьбы за мир и социаль­ный прогресс. Это отчетливо проявляется во всей международ­ной деятельности нашей партии».

§ 2. ИНТЕРНАЦИОНАЛИЗАЦИЯ

Этот пункт программы означает глубокие изменения в на­циональной легитимации и международной ориентации систе­мы. Дело в том, что с конца двадцатых годов в СССР возникла двойная легитимация советской системы в национальном во­просе. Русские были доминирующей частью населения, а кроме того почти единственной наряду с украинцами базой индустриа­лизации в стране, а также основой советской армии. Хотя формально лозунгом легитимации советской системы, начиная с 30-х годов, был т. н. «советский патриотизм», этот лозунг всегда был двойственным. Для русской части советского насе­ления он носил характер русского патриотизма, в то время как его «советская» оболочка была предназначена для нерус­ской части населения. Гюнтер Штокль следующим образом формулировал значение советского патриотизма: «В своей основе советский патриотизм не что иное, как выражение отно­шения политически сознательной нации к своему националь­ному государству. Советская нация означает, прежде всего, русский народ, хотя в настоящий момент этот народ и не является единственным советским народом и даже однородным советским народом».

Для Сталина было очевидно, что только русский народ является главной и бесспорной демографической базой совет­ской политической системы. Именно поэтому, исходя из заме­ченной им в 20-х годах идеологии национал-большевизма, раз­витой в среде некоммунистических попутчиков революции, Сталин и остановился на концепции советского патриотизма, как очень удобного прагматического лозунга.

Ориентация Сталина на русскую демографическую базу осо­бенно сказалась во время войны, когда война трактовалась открыто как русская национальная, а знаменитый тост Сталина за русский народ в 1945 г. был одним из наиболее откровенных выражений его национальной политики.

Но по мере советской послевоенной экспансии стало вы­ясняться, что исключительный расчет на русскую демогра­фическую базу может быть вреден. Действительно, русские пострадали гораздо больше, чем все другие народы СССР, от издержек системы: революции, гражданской войны, террора, голода, коллективизации, войны с Германией, преследования бывших пленных и массового бегства на Запад после рево­люции и войны с Германией.

Потери ССОР в 1918-1926 гг. за счет революции, войны, тер­рора, голода и детской смертности составили примерно 13,8 млн. человек. Голод 1933-1934 гг. унес до 3,5 млн. жертв. Всего в 1921-1938 гг. потери населения составили около 7,5 млн. че­ловек. 7,5 млн. человек погибло на войне. Погибло также 6-8 млн. человек (в том числе много евреев, но не более 2 млн. че­ловек). К этому следует добавить 9-11 млн. жертв репрессий в 1939-1958 тг.

Всего потери населения СССР оцениваются в 42,3 млн. жертв и 6,5 млн. эмигрантов.

РСФСР стоит на первом месте среди советских республик по потерям населения, если судить по дифференциальной смерт­ности мужчин и женщин. На втором месте — Украина, на третьем — Белоруссия, и уже потом следуют мусульманские республики.

Но даже и эти потери не являются конечной причиной рез­кого ухудшения демографического положения русских. Так казахи, чеченцы, ингуши и ряд других мусульманских народ­ностей в процентном отношении потеряли больше населения, чем русские, но они тем не менее восстановили свою демогра­фическую базу. А русские этого сделать не смогли.

Дело было в том, что русские вследствие их массовой урба­низации, гораздо большей чем у всех других народов страны, и вследствие распада их традиционной семьи, пришли к такому снижению рождаемости, которое стало едаа ли не самым низким в мире.

Таким образом, становилось все более нереалистичным оправ­дывать (даже молчаливо) существующую политическую систе­му русскими интересами. Кроме того резкое увеличение влия­ния СОСР в третьем мире еще более ставило под вопрос целесо­образность «советского патриотизма». В свете же планов по­строения мировой коммунистической системы и подавно нельзя было строить расчеты на русских как на демографическую базу.

Поэтому концепция «советского патриотизма», носившая в основном изоляционистский характер, стала заменяться кон­цепцией «пролетарского интернационализма». Собственно го­воря, «пролетарский интернационализм» как принцип суще­ствовал давно в политическом словаре советской системы, но на него не делался акцент как на что-то противоположное со­ветскому патриотизму. В последние годы понятие «советского патриотизма» стало вытесняться, а вместо него порою стали использовать понятие «социалистического патриотизма». Их различие открыто подчеркивается. Так согласно Шамоте, «пат­риотизм» неотделим от слов Ленин, Октябрь, социализм. В одной из книг, изданных в Казахстане, было специально под­черкнуто, что советский патриотизм нельзя отделять от про­летарского интернационализма. Постоянно подчеркивает опре­деленную разнородность понятия «патриотического» и «интер­национального» Суслов, призывая увязать их в единое целое.

Литература призывается быть застрельщицей в области про­паганды пролетарского интернационализма. По словам упомя­нутого Шамоты, «в энергичной до бесстрашия, в высокохудо­жественной до гениальности, в истинно личной до самозабвения поддержке, распространении, возвышении идеи интернацио­нального братства» — главный долг современной советской литературы. Быть интернационалистом, по словам Зои Кед­риной, «надо думать не о своей