Baltimore Sun, написавшему статью под заголовком «ЖЕНЩИНА ИЗ МЭРИЛЕНДА ВОДИТ МАШИНЫ СКОРОЙ ПОМОЩИ ДЛЯ ФРАНЦУЗСКОЙ АРМИИ»[20], что слова Вирджинии были «вызваны благими намерениями, но они мало утешают меня, поскольку в характерной для нее манере она пытается сделать так, чтобы я меньше волновалась». Почему ее дочь, спрашивала себя Барбара, бежала от комфортной домашней жизни ради лишений, оружия и ужасов?

Какое-то время от Вирджинии больше не было вестей. 10 мая немцы начали смертоносное наступление, просто обойдя всю линию Мажино и ворвавшись во Францию   через незащищенные лесистые высокогорья бельгийских Арденн. Танковые дивизии перебрались через границу, застав врасплох самодовольных пожилых французских генералов и разбив их плохо подготовленные войска – некоторые эпизоды этого разгрома Вирджиния наблюдала из машины скорой помощи. Французы закоснели в своем оборонительном менталитете, сидя за стенами и обмениваясь сообщениями с помощью голубиной почты. У них было мало шансов против разрушительного великолепия нацистских войск с их пугающей скоростью, огнеметами и стремительными волнами воздушных бомбардировок. Халатное бездействие – а в некоторых случаях и продажность – старой французской элиты привело к тому, что мировая держава была вынуждена подчиниться всего через шесть недель. Политики и военные, как выразился один французский патриот того времени, одурачили свой народ «галлюцинацией силы и неуязвимости», которая, испытанная немцами, быстро обернулась «преступным заблуждением»[21]. Официальные плакаты неоднократно хвастались: «Мы выиграем войну, потому что мы сильнейшие!». Никто во французском правительстве или высшем руководстве не допускал возможности краха, пока он не наступил.

В течение чуть более двух недель остатки французской и бельгийской армий и значительная часть британских войск были отрезаны немецким наступлением и ждали эвакуации с пляжей Дюнкерка. Казалось, ничто не могло помешать победоносному продвижению Гитлера по Европе. Вирджиния с тревогой наблюдала, как большинство ее товарищей по бригаде поддавались панике и бросали умирающих прямо там, где они лежали. Но затем и мэры, советники и офицеры также оставили свои обязанности и бежали. Само французское правительство покинуло столицу 10 июня и направилось на юг, в Бордо, где вскоре развалилось.

Когда четыре дня спустя немцы, не встретив сопротивления, на рассвете ворвались в Париж через Венсенские ворота, Вирджиния уже была на пути в Валансе, расположенный в самом сердце Франции, в долине Луары. Здесь она узнала, что один решительный французский полковник все еще собирает раненых и везет их за двести миль в столичные госпитали. Когда армия вокруг него рухнула, ему срочно понадобилась помощь, и Вирджиния откликнулась на призыв. Еще несколько недель она переправляла солдат в Париж, где ей пришлось получать пропуска и топливные талоны у нацистских властей, недавно расположившихся под гигантскими свастиками в отеле Meurice. Она заметила, что как номинально нейтральной американке ей было позволено больше, чем французам, с которыми она работала. В ее голове начала зарождаться мысль.

Новый крайне правый французский лидер маршал Филипп Петэн уже захватил власть и 22 июня подписал перемирие с Гитлером в железнодорожном вагоне в Компьене, что означало капитуляцию страны перед нацистами. Через несколько недель Вирджиния была официально демобилизована, но, по крайней мере, посреди всего хаоса ей было куда пойти. Она решила разыскать старого друга со студенческих времен, который жил на авеню де Бретей в Париже. Вирджиния пережила ужас вражеского обстрела на дороге, но строгий комендантский час, репрессивные убийства и первые начавшиеся аресты – или rafles – в Париже ее сильно беспокоили. Она осуждала пособничество французских властей в борьбе, на кону которой стоял мир. Именно французская полиция охраняла нацистов, устроившихся в лучших парижских отелях, и именно французы разрешали строить лагеря на своей земле для тысяч взятых в плен немцами[22].

Вирджиния уже знала, что больше всего на свете она хочет помочь своей любимой Франции отвергнуть уступчивость ее правителей и бороться за восстановление былых свобод. Только это могло дать ей желанную цель и избавить от темных мыслей. Она была убеждена, что вскоре французы восстанут, а пока она вернется в Лондон и будет ждать. Британия теперь одна противостояла Гитлеру, но как долго она могла продержаться без помощи? К ужасу Вирджинии, Америка отказалась вступать в войну, чтобы помочь давним союзникам, – Конгресс не потерпел бы гибели американцев ради малозначимых интересов на далеком континенте, особенно вскоре после последней европейской войны. Даже студенты университетов в подавляющем большинстве были против союза с Великобританией в повторении франко-германского конфликта. Но Вирджиния уже видела реалии фашизма своими глазами, и изоляционизм родной страны не помешал ей самой вступить в борьбу. Даже если двери дипломатии были для нее закрыты, должен был существовать другой способ сыграть роль в том, что Вирджиния считала битвой правды против тирании. Она просто обязана была его найти.

Глава вторая

Час настал

Жарким днем   в конце августа 1940 года британский агент под прикрытием по имени Джордж Беллоуз работал в пыльном испанском приграничном городке Ируне, наблюдая за мельтешащим потоком пассажиров на станции. Испания находилась под властью другого фашистского диктатора, генералиссимуса Франко, и была полна сочувствующих нацистам и их осведомителей, но официально придерживалась нейтралитета в войне. Каждый день границу с Францией пересекали сотни или даже тысячи беженцев, некоторые из них могли иметь жизненно важную информацию о том, что происходило под пятой Третьего рейха. После вторжения Гитлера и эвакуации из Дюнкерка британская разведка потеряла практически все контакты с ближайшим континентальным соседом. Ее некогда разветвленная сеть агентов во Франции была разрушена: часть из них бежала, другая была убита либо признана ненадежной. Лондон теперь зависел от непредсказуемой воздушной разведки и отрывочных отчетов нейтральных дипломатов и репортеров, пытающихся получить информацию о действиях Гитлера и его союзников, – в те времена нацистское вторжение из-за Ла-Манша казалось неизбежным. Великобритания боролась за выживание, но делала это почти вслепую.

Взгляд Беллоуза привлекла эффектная американка, спрашивающая что-то в кассе под зловещими взорами огромных плакатов с портретами Гитлера, Муссолини и Франко. Заинтригованный, он подошел ближе и завел разговор с молодой женщиной, которая только что приехала из Франции и хотела сесть на поезд в Португалию, чтобы оттуда отправиться на корабле в Великобританию. Беллоуз представился коммивояжером, искушенным в области путешествий во время войны, и предложил помочь ей организовать безопасный проезд. Они разговорились, и Вирджиния рассказала внушающему доверие собеседнику свою необыкновенную историю (хотя, как всегда, она была избирательна в том, что сообщала). Беллоуз услышал рассказ о том, как она водила машину скорой помощи под обстрелами и как в одиночку путешествовала по Франции, расшатанной унизительной капитуляцией перед нацистской Германией: теперь страна была разделена