Мейсон поднял брови, запустил пальцы левой руки в своюшевелюру.

– Что за беда? – спросил он.

Миссис Эдриан начала лихорадочно:

– Я знаю, что у вас очень высокие гонорары, мистер Мейсон,но я отнюдь не бедна. Я знаю также, что вы приехали сюда, чтобы отдохнуть, чтоужасно переутомлены, что вы стараетесь держаться особняком и не общаться здесьни с кем, что вы можете отказаться даже выслушать это дело, и все же я… ядолжна поговорить с вами… Счастье моей дочери… Все зависит от вас.

– Что это за дело? – спросил Мейсон.

– Убийство.

Лицо адвоката смягчилось.

– Вот теперь мы начинаем приближаться. Входите.

– О, мне так неудобно, мистер Мейсон.

– Входите, входите, – гостеприимно сказал Мейсон. –Садитесь. Вы пока располагайтесь здесь, а я тем временем приму душ, побреюсь,оденусь и смогу, по крайней мере, выслушать вас…

– Боюсь, на это не будет времени, – сказала она. – У менясейчас каждая минута на счету. Я… я бежала сюда всю дорогу.

Мейсон указал на стул:

– Садитесь. Хотите сигарету?

Она отрицательно покачала головой.

Мейсон достал себе сигарету, убедился, что ей удобно сидеть,и сам расположился в кресле, натянув на себя халат, глубоко затягиваясь ипоглядывая на нее сквозь облачка дыма поблескивающими глазами.

– Продолжайте, – сказал он. – Рассказывайте.

– Я вдова, мистер Мейсон. Я живу со своей дочерью,Карлоттой. Мы живем здесь, у озера, в коттедже. Это наша собственность. Моейдочери двадцать один год. Ее отец умер, когда ей было шестнадцать. Я стараласьбыть ей хорошей матерью. Я…

– Вы хотели рассказать мне об убийстве, – резко перебилМейсон, – и вы сказали, что времени мало.

– Да, да, я знаю. Я хочу, чтобы вы поняли все о Карлотте.Она хорошая девушка.

Мейсон отозвался на это сообщение простым отрывистым кивком.

– У нее есть приятель в городе, который очень ею увлечен. Онмолодой адвокат в начале своей карьеры. Он был бы то, что надо… Я думаю, оночень ее любит.

– А убийство? – поторопил Мейсон. – Кого убили?

– Артура Кашинга.

Мейсон поднял брови:

– Вы имеете в виду сына банкира, который собирается строитькурорт?

– Да, это он.

– И что же случилось?

– Моя дочь обычно каталась с Артуром Кашингом на лыжах.Ничего серьезного. Это была для нее просто мужская компания. Но я думаю, чтоон-то был очень увлечен Карлоттой, но… но не в том смысле, как тот, другоймужчина.

– В каком смысле? – спросил Мейсон.

Она взглянула ему в глаза и сказала:

– Ну, можете назвать это биологической потребностью, еслихотите. Артур Кашинг был из таких людей. О нем здесь ходит много слухов,которые нельзя оставлять без внимания. Это профессиональный волк, использующийсвое положение, деньги, власть, чтобы добиться того, чего он хочет. Если онможет заполучить свое, он берет без всяких угрызений совести, или…

Мейсон заметил:

– Вы смотрите на животное под названием «мужчина» с точкизрения матери, у которой дочь на выданье. Ведь все мужчины более или менее…

– Нет, пожалуйста, мистер Мейсон, поймите меня правильно. Яшироко смотрю на вещи. Я не ханжа. Я знаю, что реальная жизнь не всегдасовпадает с теорией, но Артур Кашинг был… животным.

– И все же вы позволяли Карлотте общаться с ним?

– Да нет, мистер Мейсон… О, вы делаете все это ужаснотрудным для меня.

– Вы сами все усложняете, – заметил Мейсон.

– Вам никогда не понять, мистер Мейсон, чувства матери,видящей, как ее ребенок вдруг становится взрослым. За ними нужно постоянноследить в тот период, когда они достигают физической зрелости, а затем вдругприходит духовная зрелость и… и вы уже не осмеливаетесь следить за ними. Есливы это делаете, то вы разбиваете свое и их сердце или же вынуждаете ихдействовать самостоятельно.

Девушка, конечно, должна кое-чему научиться сама. Она должнаприспосабливаться к жизни, расстаться с детством, становясь молодой женщиной. Иесли в этот период жизни она чувствует, что за нею следят, опекают ирасспрашивают, у вас мало что получится, и вы можете нанести дочеринепоправимый вред. Ведь так легко безнадежно испортить отношения между матерьюи дочерью. Вы можете полностью уничтожить привязанность. Вы можете сохранятькакую-то видимость уважения, но любовь убита.

– Хорошо. Вы говорите, а время идет. Я понял, что вы имеетев виду.

– Вы можете знать это, – возразила она, – но вы никогдаэтого не поймете, не будучи матерью.

– Для пользы дела, – сказал Мейсон, – признаем, что это так.Вы правы, я никогда не смогу стать матерью. Так что же случилось?

– Карлотта знала все о репутации Артура Кашинга. Несмотря наего «успехи» у девиц определенного толка, он предпринимал определенные шаги вотношении Карлотты и… – тут миссис Эдриан гордо выпрямилась, – ничего недобился. Но ей нравилось давать отпор, а он представлял собой опасный видмужского динамита, с которым ей хотелось поиграть.

– Я слышал, что Кашинг сломал лодыжку.

– Да, он сломал лодыжку, и она была у него в гипсе. Он могпередвигаться на костылях или в кресле на колесах… У него была кинокамера, онснимал фильм во время катания с Карлоттой. И вчера вечером он пригласил еепоужинать с ним и посмотреть этот фильм.

– А вы что на это сказали?

– Мистер Мейсон, это была для меня самая трудная вещь вжизни, но я не сказала ничего, ни слова. Я старалась вести себя абсолютноестественно, но я, конечно, знала, что должно было случиться. Он был настоящимджентльменом до тех пор, пока ужин не был накрыт и прислуга не ушла. Затем онстал настойчивым, и когда ему все равно не удалось задуманное, то он… ну, онподтвердил свою репутацию.

– И что же случилось?

– Я не знаю подробностей, мистер Мейсон. Я не спрашивалаКарлотту. Может быть, вам она скажет. А я не хочу спрашивать. Я знаю лишь, чтоона вернулась домой, одежда на ней была порвана и она была очень разозлена.Возможно, она дала ему пощечину – и сильную.

– Продолжайте.

– Слава богу, у нас с Карлоттой нормальная, цивилизованнаядружба. Она рассказала мне о случившемся, и мы обе постарались увидеть смешнуюсторону этого дела. Это было неприятное приключение, но нам удалось придать емукомический оборот, в духе Красной Шапочки и Серого Волка. Потом мы выпили илегли спать, но я видела, что Карлотте не по себе, и я пошла спать к ней.